– В действительности я обратился к тебе с очень непростой просьбой, – серьезно произнес Арбедалочик, глядя старшему ребенку Нуланда в глаза. – Потому что через час, а может, раньше, сюда явятся агенты прокурорской гвардии и потребуют от тебя ту же самую услугу.
– Кто-то разворошил осиное гнездо? – прищурился Кеннет.
– И очень сильно разворошил.
– Проклятье, – бандит покачал головой. – Ты ведь знаешь, что я не стану ссориться с гвардией. Мне тут еще жить, и я хочу жить в Карусели, а не на каторге. Все, что я узнаю, они услышат первыми.
– Все, что ты узнаешь, мы должны услышать одновременно, – с напором произнес Абедалоф.
– Я объяснил ситуацию.
– Ситуация – твоя головная боль, придумай что-нибудь, – холодно предложил галанит. – Иначе придется вернуть медаль.
Несколько долгих секунд за столиком царила тишина, после чего Кеннет нехотя пообещал:
– Я придумаю.
Возвращать медаль ему явно не хотелось.
– Вот и договорились, – улыбнулся галанит.
Глава 5,
Шумный пикник на берегу реки продлился до вечера: в этой области Верзи стояло жаркое лето, темнело поздно, и гости вернулись в замок после полуночи. И насладились превосходным фейерверком, который подвел итог трехдневному празднику. Примерно через час в замке наступила тишина, а в «старой» гостиной собрались четверо мужчин, которым предстояло обсудить очень важные вопросы. Собственно, ради этой встречи дар Дерек и устроил веселый праздник «в честь приезда дорогого друга».
– Хороший день, – оценил Бенджамин Кордо, грея в руках бокал с крепким ликером.
– Только слишком долгий, – усмехнулся Дерек, скрывая зевок ладонью.
– Не первый такой.
– Это верно.
«Большая берлога» изначально строилась как дворец, и ее внутренние помещения были отделаны с привычной адигенской роскошью: панели из ценного дерева на стенах, всюду шелк или роспись. Картины, лепнина, скульптуры, паркет… «Берлога» была изысканной и комфортабельной, но дары Яведо предусмотрели специальное «мужское» крыло, в котором размещались оружейная, бильярдная, «охотничья» гостиная и «старая» гостиная – с грубыми каменными стенами, столь же грубым каменным камином и грубой мебелью, правда, деревянной, а не каменной. На стенах висели не зеркала, а оружие и шкуры добытых зверей, пол был исцарапан шпорами и металлическими набойками, пахло порохом и крепким алкоголем. Что же касается собеседников, то они расселись в креслах у круглого стола, на котором стояли только стаканы и две бутылки крепкого: Бенджамин пил ликер, остальные предпочитали коньяк.
– У меня давно не было столь насыщенного дня, – произнес Филип, глядя на сидящего напротив Помпилио. – И сложного.
Мужчины промолчали, приготовившись услышать слова, которые до сих пор не были произнесены.
– Я хочу сказать тебе спасибо, лингиец, – тяжело продолжил Филип. – Ты меня спас.
Дер Даген Тур с достоинством кивнул.
– Я допускал шутки в твой адрес, лингиец, и хочу за них извиниться.
– Я с радостью принимаю твои слова, Филип, они приятны моему уху и моему сердцу.
– Нет ничего более ценного, чем правильные, искренне произнесенные слова, – добавил старый Бенджамин.
– Мир держится на Слове, – закончил Дерек, поднимая бокал.
Мужчины выпили, после чего Помпилио неожиданно произнес:
– Получается, Филип, ты мне должен.
Дар Спирче вздрогнул, и его глаза стали холодными. Однако голос его остался спокоен, а тон – вежлив.
– Мы все знаем, что я должен, лингиец, и нет смысла в напоминании.
Показалось, дер Даген Тур ошибся, причем крепко ошибся и оскорбил дара, но так только показалось.
– Я не хотел тебя обидеть, Филип, – размеренно ответил он, глядя Спирче в глаза. – Я сказал то, что сказал, только потому, что хочу получить долг немедленно.
– Каким образом? – растерялся дар.
– Ты примешь от меня в подарок шкуру пламура.
Дерек шумно выдохнул, а старый Бенджамин едва не расплескал ликер.
– Ты шутишь? – тихо спросил Спирче.
– Я мог бы просить тебя об этом, но ты мне должен, Филип, поэтому я не прошу, а требую, – твердо продолжил Помпилио. – Если ты согласишься принять подарок, мы оставим позади сегодняшнее приключение. Ты полностью расплатишься со своим долгом.
Бенджамин едва заметно улыбнулся и, скрывая улыбку, поднес к губам бокал. Дерек цокнул, показывая, что удивлен, но промолчал. Спирче покрутил головой, пробормотал:
– Проклятый лингиец… – и перевел взгляд на хозяина замка. – Он всегда был таким?
– Я знаю Помпилио тридцать лет, и с каждым годом он становится лучше, – медленно ответил Дерек.
Филип кивнул и вернулся к Помпилио:
– Тебе удалось меня разозлить, удивить, впечатлить и все – в течение одного дня. Теперь я понимаю, почему Дерек гордится дружбой с тобой, лингиец, и сожалею, что не знал тебя эти тридцать лет.