Скорая помощь. Душевные истории

– Ну, я не знаю. Его ничего не берет. А дать сильнее – рука не поднимается. – Сашка еще раз выбил каблуком барабанную дробь на лбу и щеках алкаша.

– Ну, что ж, поехали. – Водитель захлопнул дверь салона.

Они с Сашкой задраили окошко, чтобы перегарная вонь, смешанная с запахами мочи и дерьма, не лезла в кабину.

Включили громче радио и поехали в вытрезвитель, по пути развлекая друг друга анекдотами.

Через час «рафик» въехал во двор районного спецмедучреждения.

Водитель включил свет в салоне, а Сашка вытянул пьяного из-под кресел на свет. На лбу и щеках его ясно отпечатались багровые каблуки.

Абаев с водителем удрученно смотрели на пятна. Это был приговор возвращаться туда, откуда они приехали. Вытрезвитель теперь его точно не возьмет!

– Но почему? Откуда они? – Водитель не понимал.

– Оттаял, пес, – сказал Сашка. – Вот они и проявились в тепле. Теперь его здесь не возьмут. Поехали обратно в спецтравму. У него будто чечетку отбивали на роже!

– Козёл! – непонятно кому сказал водитель.

Еще один час прошел в мрачном молчании. По заявкам радиослушателей передавали французскую песню Дизайрлес «Вояж, вояж».

Шаманы

В «лихие» девяностые все крутились, как могли, чтобы как-то заработать. Сотрудники «Скорой» – не исключение. Кто договаривался с хроническими больными – ходить по квартирам, уколы делать и капельницы ставить (особенно внутривенные пользовались большим спросом, потому что поликлинические сестры обычно не умели), кто пьяниц капельницами лечил – выводил из запоя.

Фельдшер Люся Шкребко, подрабатывавшая некоторое время в наркодиспансере, занялась кодированием алкоголиков с помощью серьезного препарата, который обычно использовали в анестезиологии во время операций. Препарат этот на пять минут блокирует всю мышечную работу, включая дыхание. Хирургам это свойство нужно, чтобы во время операции не возникало гальванического эффекта и обнаженные мышечные волокна от прикосновений металлического инструмента не дергались.

Наркологи же разработали методику, которую назвали «кодированием» с помощью… вот тут мнение специалистов разошлись, потому что начинается полнейшая импровизация и каждый «дует» свое. Чем заковыристей будет сочинение о чудодейственном импортном и очень дорогом препарате – тем эффективнее окажется лечение алкоголика.

На самом деле Люся препарат доставала в реанимационных отделениях за бутылку коньяка или коробку конфет.

Препарат Люсей переименовывался в швейцарский «Прохиба бибитор», что с латинского переводится как «стой, алкоголик!», и теперь самым главным было убедить клиента в безотказности лечения.

В диспансере и наркологических клиниках для этого разыгрывался целый спектакль с «профессорским» осмотром, важными консилиумами и непременным присутствием анестезиолога-реаниматолога во время процедуры.

Люся эту интермедию называла шаманством и усмехалась: «Разве что в бубен не колотят!» Но сама тем же самым занялась, когда решила исправить ошибку природы.

«Ошибкой природы» Люся называла себя, потому что, имея идеальную фигуру, она от Создателя, словно в насмешку, получила совершенно обезьянье лицо с оттопыренными ушами.

Это порождало в ее душе острейший когнитивный диссонанс и даже мысли о самоубийстве, которые жизнерадостная Люся мужественно отгоняла. Она решила бороться. В Институте красоты ее осмотрел пластический хирург и объявил – за все придется заплатить пятьдесят тысяч долларов.

Именно это толкнуло Люсю перестать иронизировать в адрес наркологов и лично взяться за «шаманство», потому что с каждой процедуры на двоих с напарником она рассчитывала получить не меньше трех тысяч заветных зеленых американских денег.

Из этой суммы она планировала две тысячи брать себе, одну отдавать напарнику.

Однако с напарником дело обстояло плохо – точнее никак. Найти доверенного человека в эпоху «всеобщего одурения», как назвала «победивший капитализм» в России Люся, оказалось нелегко. Всем хотелось делить выручку пополам, а не один к двум. Банальная алчность встала поперек Люсиных планов.

И вот на подстанции появляется фельдшер Иван Тупицин, которого заведующий определяет в бригаду к Люсе.

Скромный и правильный комсомолец, тоже пребывающий в когнитивном диссонансе от гибели СССР и не понимающий, как дальше жить, Иван Люсе очень понравился. Он вообще нравился девчонкам. Одной сокурснице в медучилище даже удалось Ивана на себе женить. Иван был человеком ответственным и патологически верным. На подстанции к нему относились как к сказочному дурачку – обаятельному, талантливому и доброму везунчику.

Люся достала пачку заветного лекарства, уговорила Ивана играть роль светила наркологии, каждый раз гримируя его и придавая ему солидности, сама же превращалась в ассистентку «профессора» и анестезиолога.