Скорби Сатаны

– Лусио, у вас нет сердца! – воскликнул я, изо всех сил пытаясь вырваться. – Как вы можете рассуждать при таких обстоятельствах! Подумайте, что произошло! Я причина всех бед! Это мое проклятое везение сегодня вечером нанесло последний удар несчастному юноше. Я убежден в этом и никогда себя не прощу!..

– Честное слово, Джеффри, ваша совесть слишком чувствительна! – сказал он, еще крепче сжимая мою руку и увлекая меня прочь. – Вам следует немного укротить ее, если хотите добиться успеха в жизни. Вы думаете, что ваше «проклятое везение» стало причиной смерти Линтона? Называть везенье «проклятым» – явное противоречие, а что касается виконта, то ему не нужна была последняя партия в баккара, чтобы осознать собственный крах. Вы не виноваты. И я не намерен впутывать в дело о самоубийстве ни вас, ни себя. В заключении коронера о подобных инцидентах все обычно сводится к паре слов, которые устраивают всех: «Временное помешательство».

Я вздрогнул. Мне становилось не по себе, когда я думал, что в нескольких ярдах от нас лежит истекающий кровью труп человека, которого я только что видел живым и с которым разговаривал. Я старался понять доводы Лусио, но чувствовал себя так, как будто убил Линтона.

– Временное помешательство, – повторил князь, словно обращаясь к самому себе. – Угрызения совести, отчаяние, поруганная честь, несчастная любовь в сочетании с современной научной теорией Разумного Ничто – Жизнь есть Ничто, Бог есть Ничто, – когда они заставляют конкретного человека терять достоинство, «временное помешательство» прикрывает его погружение в бесконечность приятной ложью. Но ведь, в конце концов, как говорит Шекспир, все это безумный мир!

Я ничего не ответил, поскольку был поглощен собственными чувствами. Я бессознательно шел вперед, с недоумением глядя на звезды, танцевавшие перед моим взором, как светлячки, кружащиеся в тумане миазмов. Вскоре во мне пробудилась слабая надежда, и я спросил:

– А может быть, на самом деле он не убил себя? Может, попытка оказалась неудачной?

– Линтон был отличным стрелком, – спокойно ответил Лусио. – И это было его единственное заслуживающее похвалы качество. У него не было принципов, но стрелять он умел. Невозможно вообразить, чтобы он промахнулся.