Скорость тьмы

В пиццерии нас знают. Посетители иногда подолгу разглядывают из-за нашей манеры двигаться и говорить – или же молчать, но официанты не закатывают глаза при нашем появлении, что часто случается в других местах. Линда просто тыкает пальцем в меню, а иногда записывает заказ на листочке, они не задают ей уточняющих вопросов.

Сегодня наш любимый столик не убран. Противно смотреть на пять грязных тарелок и блюда из-под пиццы; меня мутит от одной мысли о следах соуса и сыра, об остатках корочки – еще и нечетное число!.. Есть свободный стол справа, но он нам не нравится. Он на пути к уборной, и мимо ходит слишком много людей.

Мы ждем по возможности терпеливо, пока «Привет, я Сильвия!» (у нее так написано на бейджике, будто она товар, а не человек) не делает знак одному из официантов убрать наш столик. Она мне нравится, и я помню, что нужно обращаться к ней «Сильвия» без «привет-я», когда не смотрю на бейджик. Привет-я-Сильвия всегда улыбается и старается помочь; по четвергам работает Привет-я-Джин, и мы не приходим сюда в ее смену. Привет-я-Джин нас не любит и при виде нас ворчит себе под нос. Мы иногда посылаем одного человека забрать заказ, в прошлый раз пошел я, и Привет-я-Джин сказала одному из поваров, когда я отходил от стойки:

– Ну хоть без остальных психов подошел!

Она знала, что я услышу. Хотела, чтобы я услышал. Кроме нее, к нам все добры.

Сегодня дежурят Привет-я-Сильвия и Тири – тот убирает грязные тарелки, ножи и вилки, будто ему это вовсе не противно. Тири не носит бейджика, он просто уборщик. Мы знаем, что он Тири, потому что так его называют другие. В первый раз, когда я обратился к нему по имени, он удивился и немного испугался, но теперь он нас знает, хоть и не обращается по именам.

– Сейчас, минутку! – говорит он, мельком взглянув. – Как дела?

– Хорошо! – отвечает Кэмерон.

Он перекатывается с пятки на носок. Он всегда так делает, но сейчас немного быстрее обычного.

Я наблюдаю, как мерцает вывеска пивной за окном. Она зажигается в три этапа: сначала красные лампочки, затем зеленые, затем синие (они в центре), затем гаснет полностью. Раз – красный, два – зеленый, три – синий, потом красный-зеленый-синий гаснут, потом зажигаются, опять гаснут, и все начинается сначала. Последовательность простая, и цвета не очень красивые (красный, на мой вкус, слишком отдает оранжевым, зеленый тоже так себе, а вот синий хорош), но все же какая-то закономерность.

– Ваш столик готов! – сообщает Привет-я-Сильвия, и я стараюсь перевести взгляд с вывески на нее, не скривив лицо.

Мы рассаживаемся, каждый на свое место. Быстро заказываем – мы всегда берем одно и то же. Ждем еду, все молчат, каждый справляется с ожиданием как может. Благодаря визитам к доктору Форнам я больше, чем обычно, осознаю, как именно это происходит: Линда отстукивает пальцами на выпуклой части ложки некий сложный ритм – математикам он понравился бы не меньше, чем Линде. Я краем глаза смотрю на вывеску пивной, Дейл тоже. Кэмерон вертит в кармане пластмассовый игральный кубик незаметно – если не знаешь, не догадаешься, но я вижу ритмичные движения рукава. Бейли тоже смотрит на вывеску. Эрик достал разноцветную ручку и рисует миниатюрные геометрические фигурки на бумажной подложке. Красный, фиолетовый, синий, зеленый, желтый, оранжевый и снова красный. Ему нравится, когда еду приносят к концу последовательности.

На этот раз напитки подают, пока он рисует желтую фигурку, а еду – как раз на оранжевой. Лицо Эрика расслабляется.

Нам не положено говорить о работе за пределами кампуса. Мы почти закончили есть, однако Кэмерон все еще подпрыгивает на сиденье, потому что его переполняет желание рассказать о сложной задаче, которую он решил. За соседним столом никого нет.

– Пшш, – говорю я.

«Пшш» на нашем языке означает «рассказывай». Вообще-то у нас не должно быть собственного языка, и никто не думает, что мы на такое способны, но мы способны. У многих есть свой язык, однако они этого не осознают. Называют жаргоном или сленгом, но на самом деле это отдельный язык, он показывает, кто принадлежит к данной группе, а кто нет.

Кэмерон достает из кармана листок и разворачивает его. Нам нельзя выносить из офиса бумаги, чтобы они не попали в чужие руки, но мы выносим. Когда тяжело говорить, легче написать или нарисовать.

Я узнаю кудрявых стражников, которых Кэмерон всегда пририсовывает по углам. Он любит аниме. Закономерности, которые он установил с помощью частично рекурсивной функции, тоже характерны – его решения отличаются стройностью и элегантностью. Мы смотрим и киваем.

– Красиво, – говорит Линда.

Она слегка всплескивает руками; будь мы в кампусе, она бешено хлопала бы ими по бокам, но сейчас сдерживается.

– Да, – отвечает Кэмерон и сворачивает листок.