Скрещение судеб

Теперь Алю вызывали на допросы каждый день. Вызывали вечером, держали до утра, а днем в камере спать не разрешалось. И снова допрос, по восемь часов! Следователи торопились, они будут вести «дело» и Сергея Яковлевича. И в течение двадцати дней они выбили нужные им показания дочери против отца. Они выбили у Али показания на всех, обо всем, что им было нужно. Мы уже знаем, что Аля подписалась под тем, что она, как и отец ее, являются агентами французской разведки. Мы знаем также из рассказов других заключенных, что требовалось не только «сознаться», подписав протокол, но еще и «разработать детали»! От Али требовалось «уточнить», как, где, когда, при каких обстоятельствах ей стало известно, что отец ее работает на иностранную разведку? И она «уточняла», «разрабатывала детали…». И ложь как бы обрастала плотью.

Дина не помнила, чтобы Алю били, а помнила, что держали в карцере, в узком каменном пенале, раздетую догола, босую, где приходилось стоять навытяжку, закоченев, на онемевших ногах, задыхаясь. Но Алю били. Об этом мне рассказала Валя Фрейберг, она слышала в другой камере, как ночью Аля шепталась с Дининой сестрой Лялей, с которой Дине уже не пришлось встретиться. И в письме из Туруханской ссылки на имя прокурора по поводу реабилитации отца Аля писала, что ее били резиновой дубинкой, так называемым «дамским вопросником», и держали в карцере, и грозили расстрелом… И она так была «терроризована, что не пыталась взять обратно свои показания о самой себе, но ложные показания об отце стала отрицать, как только немного пришла в себя, – писала она. – Однако прошло немало времени, пока мне удалось добиться, чтобы прокурор зафиксировал мой отказ от клеветнических, ложных показаний на отца, и они, несомненно, сыграли роль при его аресте…»

Дину тоже вынудили подписать показания, которые она так упорно отказывалась подписывать. И тоже, придя в себя, она решается заявить прокурору протест и говорит об этом в камере. Ася Сырцова приходит в ужас и отговаривает ее, убеждая, что будет еще хуже, следователь разозлится и замучает ее до смерти. А Аля, наоборот, одобряет ее решение, советует не откладывая протестовать, непременно протестовать. Но о себе самой она не обмолвилась ни словом, ни тогда, ни потом…

Конечно, Аля понимала, что отца арестовали бы и без ее показаний, и понимала, что он, конечно, все понял и все простил. Но каково было ей самой… Так и прошла она через всю жизнь с этой мукой в душе, с этой неизбывной болью! И судьба ее теперь вырисовывается еще более трагичной… И я все никак не могу забыть ее слова – в одном из писем Нине Гордон, незадолго до своей смерти, она писала, что на людях каждый день, изо дня в день, она жила на протезах, и когда ночью, оставшись наедине с собой, снимала их, то оказывалась

обрубком!..

По рассказам Дины, Аля была гораздо более скрытной, чем она, и о своем «деле» не очень-то распространялась. Но Дина догадывалась, что отец Али был связан с советской разведкой, и потому вопросов не задавала, да и вообще было не принято задавать вопросы. А догадалась она об этом, так как Аля, говоря о Париже, упомянула о «Союзе возвращения на родину», где работал ее отец. Дина же одно время сидела в камере с немкой, старой коммунисткой, разведчицей, которая рассказывала, что ее напарниками были двое молодых русских из «Союза возвращения на родину» и что связь с Москвой она держала через этот «Союз».

Аля говорила, что ее обвиняют в шпионаже, не верят, что она добровольно захотела вернуться на родину. Говорила, что и отец ее уже сидит, что она это поняла на допросах и что она очень боится за него: у него больное сердце, больные легкие, астма. Страшилась она, что посадят и мать, и та невесть что может наговорить, она ничего не понимает!.. Говорила, что ее много спрашивают об Эренбурге. И они с Диной решили, что на Эренбурга тоже готовится «дело». Запомнилось еще, что однажды Аля пришла с допроса вроде как довольная и сказала, что она «созналась»! Придумала – ей в Париже один француз передал письмо и просил опустить в почтовый ящик в Москве, и она опустила, даже не взглянув на адрес на конверте. «Придумала» она это, видно, в самом начале, они с Диной все обсуждали – что придется все же в чем-то сознаваться, что-то придумывать, чтобы следователи не так их мучили. Но следователей устраивали только те «признания», которые требовались им по заранее заготовленному сценарию.