Скрипка некроманта

Решив, что чудак, возможно, страдает несварением желудка, Маликульмульк дошел до угла, свернул к Домскому собору, обогнул его и оказался на Новой улице, а там уж до аптеки было — менее полусотни шагов.

Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся.

Господин в черном выглядывал из-за угла. Стало быть, проводил. Вот это уже занятно, ибо Маликульмульк — не барышня на выданье и даже не хорошенькая вдовушка.

— Добрый день, милый друг! — приветствовал его Давид Иероним. — Заходите, расстегивайте шубу! Карл Готлиб, кофею для герра Крылова!

— Добрый день, но прежде всего дело. У нас в замке доктор заболел, нужно лекарство от жара. Про клюквенный морс я и сам знаю. Микстур, шариков каких-нибудь, травок…

— А он сам не сказал вам, что надобно?

— Он в жару, не смог выписать рецепт. Я бы еще взял для него бальзама, белого или черного. Они на таком множестве трав настояны, что должны помочь.

— Я слыхал, у вас есть средство наподобие наших бальзамов.

— Еще бы не быть. В Москве в москательных рядах продается смесь разных трав в фунтовых картузах, — сказал Маликульмульк. — И туда ж подмешано померанцевых корок. Называется — набор. Если на этом наборе настоять водку, то выйдет тот самый знаменитый «Ерофеич», который вошел в моду при покойной государыне, кто только им не лечился… Но я не привез набора, а если бы и привез — нет времени готовить настойку.

— Сейчас найду вам все нужное. Говорите, жар?

Маликульмульк, усевшись в кресло, наконец вздохнул с облегчением. Здесь он чувствовал себя как в раю — хотя для Косолапого Жанно раем была бы поварня в «Петербурге», но для философа Маликульмулька — именно это небольшое помещение, теплое и чистенькое, пропахшее травяными ароматами, с рядами белых фаянсовых банок на полках, и на каждой банке — надпись причудливыми немецкими буквами или просто картинка. Здесь было хорошо, здесь было безопасно, никто не посмел бы не то что закричать — а сердитое слово сказать.

— Паррот, надеюсь, еще не уехал? — спросил Маликульмульк.

— Нет, я жду его. Мы сегодня немного поработаем.

— Он придет с детьми?

— Да, конечно. Мальчики будут помогать. Я сам слишком поздно попал в лабораторию и до сих пор это ощущаю. Ремесло следует любить с детства. Вы ведь рано начали сочинять?

— Да, примерно в том возрасте, что сыновья Паррота.

— Вот видите.

Давид Иероним знать не желал, что Маликульмульк более не пишет. Было ли это с его стороны простой бездумной любезностью, истинным милосердием или попыткой пробудить в Маликульмульке совесть, — понять по его приветливому лицу было совершенно невозможно.

— Чем завершились ваши опыты с соленым картофелем?

— Подождите, придет Георг Фридрих — он объяснит, чем они завершились. Главное — наши результаты совпали. Мы вместе начали новую серию опытов. Карл Готлиб! Ты не заснул ли часом?

Мальчик отозвался из-за двери — обещал немедля подать кофей со штруделем. Слово «штрудель» очень обрадовало Косолапого Жанно, чуть ли не до истечения слюнок на подбородок. И Косолапый был прав — следовало срочно заесть все неприятности чем-то вкусным.

— Карл Готлиб! — крикнул он. — Ступай сюда! Я дам тебе денег — выбежишь на Ратушную площадь и купишь пряников и перечного печенья!

— Но сперва — кофей! — распорядился Давид Иероним. — Не хотите вместе со мной заглянуть к герру Струве? Я предупреждал его, что ему нельзя есть жирное, да он и сам это знает. Извольте радоваться — любящая супруга уговорила его съесть огромный кусок жареного поросенка. Хорошенький подарок на Рождество! Вот еще один случай в мою копилку.

— Что вы собираете?

— Неприятности, которые дамы причиняют мужчинам, — и тут Гриндель рассмеялся. Маликульмульк отметил — Давид Иероним впервые дал понять, что его одиночество объясняется давним и неудачным любовным приключением. Но думать об этом не стал, потому что вспомнилась Варвара Васильевна. А где княгиня — там и скандальная пропажа дорогой скрипки…

Встал вопрос: рассказывать ли про эту беду Гринделю и Парроту?

Как бы ни хотела княгиня утаить неприятность от рижан, а раз привлекли к розыску Управу благочиния — к вечеру об этом будет знать вся крепость, наутро — предместья. Догадавшись, что прием в Рижском замке обсуждается всеми водовозами, Варвара Васильевна снова придет в бешенство и ткнет перстом в виновника кражи, в разгильдяя, который не уследил за синьорами Манчини и скрипкой в их руках.

Давид Иероним простодушен, но добр и умен. Паррот строг и в строгости своей жесток — не терпит рядом с собой пороков. Но Паррот способен стать опорой слабому, этого у него не отнимешь. Однажды эти двое бескорыстно помогли недотепе-философу; может статься, и от смерти спасли.

Стало быть — осталось лишь дождаться.

Паррот со своими мальчиками пришел, когда были съедены и штрудель, и пряники, а сюртук Маликульмулька покрылся едва ли не вершковым слоем крошек от перечного печенья.

— Герр Крылов? С минувшим Рождеством вас, — сказал Паррот. — Давид Иероним, собирайся, мы идем в «Лавровый венок». Присоединяйтесь, Крылов. Мы обошли все балаганы на эспланаде и так проголодались, что съели бы жареного кабана.