Скрижали бессмертных богов

– А для тебя что? Не будь наивным, Аркадий! Ответ очевиден для любого, кто хоть один раз в жизни задал себе вопрос о своем месте в пищевой цепи. Ведь все на самом деле просто: или ты поедаешь, или тебя поедают. Ты – или хищник, или жертва. И выигрывает тот, кто находится на вершине этой пирамиды! Все остальное: мораль, добро и зло, любовь, доброта, десять заповедей и прочая чушь – это всего лишь утешение, радужный экран для травоядных, заслоняющий единственно существующую реальность!

– Единственно существующую реальность… – медленно повторил его собеседник, – и что же это по-твоему? – невозмутимым голосом поинтересовался Тригланд.

– Факт, что любой травоядный рано или поздно станет добычей хищника! – высокомерно отозвался Сикорский.

– Интересная теория эволюция, – флегматично откликнулся Аркадий.

Дмитрий занервничал. Его явно ставило в тупик непонятное в данной ситуации хладнокровие школьного друга. Тригланда и самого удивляло собственное равнодушие. Только что голова кружилась, кровь пульсировала в висках, и чувство безнадежности сжимало беспощадными тисками сердце. Но пришедшая в голову идея расставила все по своим местам. Он знал, что победит. И это ощущение наполнило его душу ранее ему неведомым спокойствием.

– Последний раз решил полюбоваться на свободу? – поинтересовался Дмитрий. – Чудесный вид, не правда ли?

– Я надеюсь, этого ты мне запретить не можешь.

– Наслаждайся, если хочешь! – махнул рукой Сикорский. – Способностями человека-паука ты не обладаешь, так что можешь даже открыть окно.

Аркадий придвинулся к стеклянной стене, за которой открывался действительно великолепный вид на Париж. Вдалеке мерцала Эйфелева башня, в стороне угадывались очертания Собора Инвалидов, чуть подальше – Лувра и огни Елисейских Полей.

– Этот вид мне стоил двадцатипроцентной надбавки к стоимости этого этажа, но, как видишь, заплатил я их не зря! – похвастался Дмитрий.

Тригланд не отвечал. Говорить ему больше не хотелось. Он сосредоточился. Права на ошибку не было, и ему это было хорошо известно. Он медленно придвинулся к огромному окну и, словно нехотя, приоткрыл раму. Свежий, порывистый ветер ударил в лицо. Слышался шум машин, отдаленный грохот поездов и электричек. Дмитрий с усмешкой превосходства наблюдал за неловким школьным товарищем. Он думал, что Аркадий нисколько не изменился за прошедшие двадцать пять лет. Он оставался тем же неуклюжим и робким мальчиком. Что-то кольнуло в сердце Дмитрия. Он уже забыл, на что была похожа жалость. Он отучил себя от этого чувства много-много лет назад, когда его первое революционное предприятие за бесценок купил крупный концерн, а его выставили на улицу с выходным пособием. Именно тогда он дал себе слово, что навсегда забудет, что такое жалость, любовь, благородство и прочие мало кому помогшие жить добрые чувства. Но теперь ему было жалко Аркадия. Впрочем, иногда он мог позволить себе чисто человеческие слабости, тем более когда это не мешало делу. Тригланд был обречен и не опасен, поэтому он имел право на последнее желание. В проеме двери показался начальник службы безопасности Роберт Ломас:

– Все в порядке, шеф?

– Не волнуйся, Роберт, все под контролем. Итак, полюбуешься, а потом наконец как паинька передашь нам тайну атлантов.

Ломас покосился на стоящего около окна Аркадия и как-то странно нахмурился. Он перевел взгляд на Дмитрия и выразительно кивнул головой. Сикорский непонимающе воззрился на него. Ломасу что-то не нравилось. Дмитрий напрягся, посмотрел на Аркадия, и очень странная мысль мелькнула в его голове. Он осторожно двинулся к своему старому школьному товарищу.

– Тайну атлантов, – усмехнулся Аркадий. – Тайна гораздо древнее. Но ты правильно вспомнил про атлантов, только забыл, чем они заплатили за нарушение договора. Когда тайна попала в руки таких же ничтожных и самонадеянных подонков, как ты!

– Ничтожных подонков, говоришь! Что ты знаешь о нас, мелкая тварь?! – сузил глаза Дмитрий, сочувствие к Тригланду и легкие угрызения совести как рукой сняло. Теперь он даже пожелал, чтобы его школьный товарищ помучился подольше.

– Не знаю и знать не хочу, – четко, выделяя каждый слог, произнес Аркадий, глядя в глаза Сикорского, потом одним резким рывком вскочил на подоконник и обернулся к своим врагам: – Ты сказал, что у меня нет выхода и нет выбора! Только ты забыл то, чему нас учили: у человека всегда есть выбор…

Ломас и Сикорский, каждый со своего места, ринулись к стоящему на краю Тригланду, но было уже поздно. Третий гахам караимов, не оглядываясь, решительно шагнул вперед, в сверкающую огнями темноту парижской ночи, навстречу ветру и свободе…

* * *

Друзья стояли молча. Они подъехали слишком поздно. Место падения Аркадия было оцеплено.

– Что будем делать? – нарушил наконец молчание Гарик.

– Не знаю, – честно призналась тихо всхлипывавшая Кася, у нее было ощущение, что никогда ей не было так плохо.

– Пойдем, разберемся с этим самым Сикорским! – предложил Гарик.

– Нет, – четко произнес Кирилл, – Аркадий этого не хотел.

– Откуда ты знаешь, чего он хотел и чего нет! – возмутилась Кася.