Скрижали судьбы

Я снова поблагодарил Перси, вышел, сел в машину и поехал в Страндхилл. По запискам Розанны я вроде как представлял себе дорогу и поехал туда будто по знакомому пути. Доехав по протестантской церкви, которая послушно стояла на своем месте, я вылез из машины и огляделся. Вот Нокнари, которую она так часто описывала, рвется ввысь, будто хочет скрыться в прошлом, в далеком и неизведанном прошлом. Подо мной был залив Слайго, справа от меня Россес, а вон и Бен Бульбен, где убили Вилли Лавелла, и столбы на побережье по-прежнему ведут к острову Кони. Маленькое это было местечко, где свалены в кучу несколько домишек да огородов. У меня даже мысленно не очень получалось сказать: да, вот тут я и родился. Где-то вон там, на краю света — что ж вполне уместно, раз уж сама Розанна всю жизнь жила у самой границы известного нам мира, да и Джон Кейн тоже. Я родился в пограничном мире, и вот, будучи в ответе за душевнобольных, я сам будто инстинктивно обосновался в похожем месте. Вдалеке за островом вечно тянул указующую руку стойкий Металлический человек.

Слева от меня была деревенька — не думаю, что она сильно изменилась с тех пор, хотя, конечно, в Страндхилле теперь куда больше домов, чем в те времена, когда тут жила Розанна. Однако мне удалось разглядеть фасад старого отеля, стоявшего на побережье, огромный песчаный холм, подаривший этому месту его простенькое имя, и чудилось даже, будто я вижу здание, похожее на незатейливый танцевальный зал.

Удачный я, кажется, выбрал день для поездки, потому что, съезжая к берегу мимо пушки и недвижной водной глади, я увидел, что в танцевальном зале трудятся рабочие. Похоже, здание готовили к сносу. Да и табличка извещала о том, что на этом месте будет возведен жилой комплекс. Сам зал выглядел почти до нелепого крохотным, сзади вспучились стены из гофрированного железа, фасад же и впрямь напоминал о том, что когда-то тут было курортное жилище. Исчез флаг, на котором когда-то развевалось название, вместо этого уже позже кто-то прибил над входом пять железных букв, ныне уж выцветших и проржавевших — PLAZA

. Совершенно невероятно было думать обо всей истории этого места, теперь навеки исчезнувшей.

Думать об Энусе Макналти, который шагал тут в своем обгоревшем мундире, о Томе, входившем сюда со своими инструментами, о машинах, ехавших из Слайго по влажно блестевшему песку, и о взрывах музыки, которые просачивались в легкомысленный ирландский летний воздух, дотягиваясь, быть может, даже до древних ушей королевы Медб. И уж точно — до ушей вслушивавшейся Розанны в своей собственной гробнице из отчуждения.

Ее домик отыскать было гораздо труднее. Я понял, что уже прошел мимо этого места, потому что сумел отыскать на совесть сработанную стену особняка напротив и те самые ворота, возле которых жена Джека унизила Розанну. Поначалу мне показалось, что тут одни развалины, наглухо поросшие ежевикой, однако старая печная труба уцелела, хоть и заросла лишаем да сорной травой. Места, где Розанну приговорили жить, похороненной заживо, больше не существовало.

Я прошел в разрушенный зев калитки, прошагал по разросшимся сорнякам. Смотреть тут было не на что, но мысленно я видел все-все, потому что Розанна крутила для меня старинную киноленту про это место. Ничего — только выглядывает из-за колючек заброшенный розовый куст, на котором еще живы несколько последних цветков. Несмотря на то что я прочитал все книжки Бет, название этой розы я вспомнить не мог. Но ведь Розанна, кажется, писала, как она называется? Как-то там, как-то там… Нет, хоть убей, не вспомню, что же она написала. Но я продрался через пырей и колючки, решив, что заберу с собой на память в Роскоммон парочку цветов. Все цветы были одинаковыми, аккуратные, плотно скругленные розочки, за исключением одной ветки, где розы были совсем иными — яркими, разверстыми. Я чувствовал, как колючки впиваются мне в ноги, теребят меня за пиджак, будто попрошайки, но я вдруг понял, что нужно сделать. Я осторожно отнял от ветки побег, так, как это рекомендуют делать в книжках, в главах, посвященных размножению, и почти виновато сунул его в карман, будто взял без спросу чужое.