Скрытые пружины

Единственное моё утешение в этой безотрадной, но, безусловно, заслуженной мной жизни – рождение внучки Джозефины. В том, что она родилась у моего слабовольного и, как и его отец, жестокого сына, я виню себя. Судьба и тут постаралась напомнить мне о своей власти.

Любовь к малышке освещает мои последние годы и меня приводит в ужас мысль о том, что она может узнать о моих преступлениях. Поэтому, когда придёт моё время, я сожгу все свои покаянные письма, не оставив ничего, что сможет причинить ей боль».

Я долго читаю эти горькие письма, до тех пор, пока день не начинает клониться к вечеру и предзакатное солнце не ложится медовыми плитами на бежевый ковёр гостиной.

Все письма разные и написаны в разное время, но суть у них одна. Они звучат забытым, но таким родным голосом, вот только их чудовищное содержание заставляет меня дрожать, будто я замёрзла. Будто вместо солнца и ласкающего занавески лёгкого ветра в моей гостиной завывает снежная буря, бросая мне в лицо колкое ледяное крошево.

Из-за этой бури слёзы текут из моих глаз, не переставая. От озноба моё тело дрожит, мне начинает казаться, что эпицентр этого ледяного безумия находится у меня внутри, с каждой минутой захватывая всё большее пространство. Повинуясь внезапному порыву, я начинаю без разбора рвать письма на мелкие клочки – и те, что я прочла, и те, что остались невскрытыми.

Вскоре пол рядом со мной усеивает гора бумажных обрывков, но ощущение разрастающейся внутри меня глыбы льда не исчезает. Вскочив на ноги, я ковыляю по лестнице наверх и, оскальзываясь на гладком полу, спешу в ванную комнату.

Горячая вода, почти кипяток, льющаяся на меня со всех сторон, сначала обжигает кожу, а потом приносит облегчение. Стенки душевой кабины моментально запотевают. Скорчившись на гладком полу, я долго, сколько выдерживает кожа, терплю обжигающие иглы, впивающиеся в моё тело.

Ощутив, что терпеть больше нет сил, я выкручиваю вентиль холодной воды до упора. Резкая смена температуры заставляет открыть глаза и с силой выдохнуть воздух, застоявшийся в лёгких. Дыхание тут же перехватывает, снова острые иглы нещадно колют меня.

Когда я выхожу из душа, часы показывают половину девятого вечера. Джозеф и Виктория уже прилетели, сейчас они, должно быть, разбирают вещи. Или обессиленные долгим перелётом валяются вдвоём на постели, лениво перебирая в голове накопившиеся после долгого отдыха дела.

С огромным наслаждением я растираюсь жёстким, предназначенным для ног, полотенцем. Оно царапает кожу, но мне нравится это ощущение, оно возвращает меня к жизни. Незаживший шрам на шее начинает пощипывать, но и это доставляет мне удовольствие.

Всё, чего я хочу сейчас – это чашку кофе. Горячий душистый кофе в высокой кружке, может быть, немного корицы. Мне вспомнилась кофейня в Австрии, куда я летала по поручению мистера Крюгера – там подавали хрустящие, как первый снег в горах, и такие же невесомые пирожные. Между полупрозрачными листками слоёного теста лежал плотный крем жемчужного оттенка. Стоимость пирожного заставляла подозревать участие в его приготовлении натурального жемчуга.

Расчесав мокрые волосы, я надеваю слаксы и чистую рубашку, и прикосновение к телу плотной отглаженной ткани ласкает кожу, как объятия. Внутри меня рождается какая-то новая пустота – неопределённость будущего и моего места в нём впервые не пугают меня. Я ощущаю себя чистым листом, или, может быть, зданием, ожидающим глобальной реконструкции.

Сначала я решаю дойти пешком до ближайшего кафе, торгующего напитками навынос, но потом вспоминаю про новый кафехауз на Флинн-авеню, где подают венский мит шлаг: всё как полагается – вычурная горка взбитых сливок, шоколадная пыльца и миниатюрная кружевная вафля, похожая на ювелирное украшение.

Месяц – это много, я никогда не проводила столько времени в одиночестве. Теперь всё вокруг вызывает у меня благожелательное любопытство, словно я приехала в отпуск и наблюдаю за бесхитростной жизнью местного населения.

Заходящее солнце превращает улицу в пасторальный пейзаж: благодушный мужчина поливает лужайку, ребёнок сосредоточенно лупит веткой по надувному оранжевому мячу, девушка с идеальными икрами бежит по направлению к парку, покачивая высоко заплетённой косичкой. Маленькая уютная жизнь каждого из них на мгновение захватывает меня, я встраиваю себя в существующую реальность, не прячась и больше не отрицая её существование.