Скуф. Маг на отдыхе

— Понимаю, Скуф, понимаю. Но всё равно хочу тебя попросить по старой дружбе, — сказал Гринёв. — Может быть, ты дождёшься официального следствия, а? Выдвинешь обвинение, как полагается?

— Обязательно выдвину, — ответил я. — Только чуть попозже.

— Понятно, — вздохнул в трубку Гринёв.

— И ещё. Ты в ближайшие пару часов туда своих ребят не отправляй, — сказал я. — А то мало ли что. Попадут ещё под горячую руку…

На том разговор и закончился.

Что ж…

Такие дела не терпят отлагательств. Нужно ехать прямо сейчас, пока уважаемый граф не заметил пропажу своих боевиков и не затеял новую гадость. Или не смылся куда-нибудь. Очень уж мне интересно с ним поболтать будет.

— Стеклова, — сказал я. — Разворачивайтесь и валите обратно до дома. Трещина на сегодня отменяется, мне срочно нужно кое-куда съездить…

— Василий Иванович, мы с вами.

Внезапно за всех решила высказаться Фонвизина. Остальные девчонки молча покивали её словам.

— Это теперь и наше дело тоже, — закончила мысль целительница.

Я хотел было сказать, что это опасно и что там, возможно, придётся убивать людей, но… судя по тому месиву, которое альтушки не без моей помощи учинили на дороге, их это нисколько не смущает.

Элитный отряд, ети их мать. Вдобавок ещё и дворянки, все, кроме Шамы, так что и впрямь должны защищать свою честь. Их так-то шлюхами обозвали. И да, люди графа их бы не пожалели, так с чего же им жалеть людей графа?

Так что:

— Ладно, — сдался я. — Поедете следом. Но чтобы на сей раз без самодеятельности! Мои приказы исполнять строго!

— Да, Василий Иванович! — хором ответила группа «Альта».

И мы поехали.

Глава 13

Граф Кочетков не видел ничего дурного в том, чтобы дымить в лицо людям. Дети, беременные, астматики — всё равно. Ну а на людей, которые находятся в подчинении или зависимости от него, можно не просто дымить; им так-то можно и бычок в ладошку затушить, если провинились.

Да и на то, что вся усадьба провоняет табаком и его домашним это может не понравиться, граф плевать хотел. Да и домашних в его особняке никаких не было, кроме слуг, секретарей и прочих подчинённых.

Бывшая супруга проживала в столице, потомки вниманием графа не жаловали, поскольку курение было самой невинной из его дурных привычек.

Другое дело, что среди аристократии было круто оборудовать сигарную комнату. И раз уж у московских князей принято обкашливать вопросики в специально-оборудованной курильне, значит, и у него тоже должна быть такая.

— Это вы где? — спросил Малёваный, указывая на фотографию в рамочке.

На ней Кочетков в летнем костюме песочного цвета стоял с ружьём и улыбался, а у его ног лежало бездыханное тело носорога.

— В Ярославском зоопарке, — не думая ни секунды, выпалил граф, поймал на себе ошалелый взгляд и добавил: — Ну не ехать же мне в Африку, чтобы поохотиться? Что там делать-то? Жара, малярия и никакого сервиса.

— М-м-м, — вроде как понимающе кивнул Малёваный.

И вновь пошли томительные минуты ожидания.

Граф развалился в кресле, курил уже третью сигару и даже не думал делиться. Барон Малёваный в предвкушении чуда расхаживал по комнате и разглядывал её убранство; в основном книги и фотографии. А вот Толя Берсерк просто-напросто забился в угол. Ему кресло не предложили, а потому пришлось сидеть на пуфе.

И ещё.

Его, в отличие от остальных, одолевало дурное предчувствие. Нервишки владельца ЧОПа до того расшалились, что нога дёргалась так, будто бы он наигрывал какое-то замысловатое драм-соло с рваным ритмом.

«Неспроста, — думал Бубнов. — Ой, неспроста».

И тут…

— Антон Борисович! — горничная посмела без стука ворваться в сигарную. — Антон Борисович, телефон!

Слово «телефон», произнесённое в доме Кочетковых таким тоном, означало не абы какой телефон, а специальный кнопочный кирпичик, в котором был записан всего лишь один номер и номер которого знала всего лишь парочка человек.

— Я прибиралась у вас кабинете, услышала и подумала, что…

— Дай сюда! — рявкнул Кочетков, не вставая с кресла, а затем почти сразу же: — Пошла вон!

— И вы тоже! — а это было обращено к Малёваному и Бубнову.

Барон вместе с Берсерком вышли в коридор, как провинившиеся ученики, а Кочетков нажал на кнопку и принял вызов.

— Антон Борисович, — безо всяких приветствий произнёс грубый покровительственный голос. — Слышал, что ты искал информацию о Скуфидонском.

— Искал, — так же, не расшаркиваясь, ответил граф.

— Зачем?

— Так ведь… эээ… а что такое?

— Надеюсь, у тебя хватило мозгов не связываться с этим человеком?

Тут уж и Кочеткова кольнуло эдакое неприятное чувство. Где-то в груди заворочалась растревоженная чуйка.

— А что такое-то? — повторил он свой вопрос.

— Понятно, — голос в трубке хмыкнул. — Значит, всё-таки не хватило. Тогда вот тебе мой совет, Антон Борисович: бросай всё. Жён, любовниц, счета, золото… хватай только то, что сможешь взять с собой и беги…

— Погодите… но как…

— Беги и прячься как можно дальше. На мою поддержку впредь можешь не рассчитывать, дальше ты сам по себе…

— Тууу-тууу-тууу, — раздались в трубке длинные гудки.