Скворцы

Лиса посмотрела на бегущие со дна бокала пузырьки, улыбнулась им — и полетела. Отыскала среди миллионов других знакомое мерцание облика, приблизилась быстро, и в такт лёгкому дыханию её привета слегка шелохнулись волосы на тёплом виске.

Какая сказка за окном, посмотри… настоящая, зимняя. Темнота накрыла весь мир, и только здесь, у нас, светлым-светло. Переливаются в снегу фиолетовые и алые искры, и светится призрачно белый покров, и манит прикоснуться к себе — но как боязно спугнуть его таинственное молчание! А снег знает, знает что-то такое, что неведомо нам… да и не нужно. Зачем нам иные тайны — вокруг полным-полно чарующих загадок, скажи?

— Вот скажи, почему самое вкусное — это целоваться после шампанского?

— Потому что сладко, весело и можно склеиться губами. Навсегда. Не веришь?

— Не-а, не верю… докажи!

Одобрительно прищурилась любопытная тишина и, чуть помедлив, отвернулась.

— А почему так прикольно втихаря ускользнуть от всех?

— Потому что мы оба хотим одного и того же. Веди же — куда?

— Вверх, вверх…

Их встретила не крыша — двери необъятного бального зала распахнулись перед ними. Бесконечный потолок уходил ввысь, и сияли с высоты разноцветные свечи. Чистейший паркет, достойный самой снежной королевы, приглашал к туру безудержного вальса. И вся эта немыслимая красота была — для них.

Как там нужно? Щёлкнуть каблуками, поклониться и, гордо вскинув лицо, посмотреть избраннице прямо в глаза:

— Подарите мне этот танец, мадемуазель!

А когда, через несколько туров, они смеясь, замерли в тесном объятии, Олеся поняла внезапно — случайностей не бывает. Всё в мире взаимосвязано, переплетено в дивный узор, который вот же он… его так просто увидеть. Так же просто, как и быть счастливым.

Что-то в кармане джинсов мешало Лисе сильнее прижаться к Лёше. Сердито засопев, она нарочито капризно оттопырила губу. Естественно, Лёша тут же ухитрился ухватить ещё один поцелуй, пока она освобождала карман от. Ну, кто бы возражал?

Звякнули о брелок с буквами F1 ключи. Она положила их на ладонь, полюбовалась изяществом прорезей на металле, выпуклыми буквами на брелке, соединительным колечком… Хулиганская улыбочка, юркой белкой мелькнувшая по её лицу, не оставила у Лёши сомнений, что впереди его ждут долгие и весёлые годы. А Лиса меж тем взяла правую руку любимого и торжественно надела ему на безымянный палец кольцо с ключами от дома.

* * *

Её окно я всегда нахожу сразу. Не спутаю ни с каким иным — его свет, словно рука друга. Его свет, словно голос, которому достаточно только позвать. Вот оно — на семнадцатом этаже, под самой крышей, в торце дома.

Слышу её зов и спешу. Подлетаю и сажусь на перила балкона. Сижу, ногами раскачиваю — как прикольно сверкают коленки через пропиленные в джинсах дырки. Не холодно открытым плечам — их согревает ветер. И опять на кроссовке развязался шнурок, и уже почти не заметен тот шрам на левой руке.

Она уже убаюкала дом, и сладкое его сопение — наградой за все труды дня. А сама сидит у окна, за компьютером, и самозабвенно летают над клавишами горячие от азарта пальцы.

Очень хотелось сразу же прилететь к ней, но сначала я проведала наших. Браун сейчас убаюкивает дочку, а Нинель с сынишкой всё ещё сидят над геометрией.

Кот опять ночует в редакции — пришла новая верстальщица, а кто, как не он, лучше всех разбирается в Кварке и срочных материалах?

Как обычно в это время, гуляют по своему любимому сну Аля и всем телом к ней прильнувший Сашка.

Мама и отчим далеко — и в тех краях скоро наступит полдень.

Жду, когда она, закончив фразу, перечитает написанное. И тогда я тихонько позову её: «Лиса!» Она обернётся и встретится взглядом с отражением в стекле. Всмотрится в далёкую россыпь золотистых созвездий, в бесконечный мир за окном и вполголоса скажет:

— Здравствуй.

Москва, 09.01–03.09.2008