Сквозь испытания огнём

Нет, лучше всего следить за ситуацией глазами королевской виверны. А пока было бы разумно следить и за его собственными флангами. Если уж на то пошло, было бы столь же разумно перенаправить гнев и ненависть Чжью-Чжво на кого-то или что-то внешнее по отношению к империи.

Все, что направило гнев его небесного и посвященного высочества на врагов, не являющихся харчонгцами, одновременно отвело бы его от имперских министров, которые не смогли предотвратить падение Шэнг-ми.

X

Императорский дворец, Деснейр-Сити, земли короны, Деснейрская империя

— Боюсь, вот в чем дело, сир, — сказал Симин Гарнет. — Если мы не улучшим канал Осэлк-Шеркал и не продлим его до Хэнки, что также потребует значительных улучшений на реке Шеркал, у нас просто не будет необходимого нам транспортного доступа. Мне жаль. Знаю, это не то, что вы хотели услышать, но…

Гарнет поднял руки до плеч, ладонями вверх, и Марис Алдарм, император Марис IV Деснейрский, нахмурился.

Однако это было все, что он сделал, чему во многом был обязан тому факту, что Гарнет был его двоюродным братом. Это могло бы также указывать на осознание прагматической реальности, подумал герцог Трейхэс, что было бы хорошо. В пятьдесят девять лет Марис был в расцвете сил. При разумном везении он мог рассчитывать на по крайней мере еще два десятилетия пребывания на троне, и в молодости во время джихада он получил несколько тяжелых уроков.

— Симин прав, сир, — сказал теперь Трейхэс, и император перевел недовольное выражение лица на своего первого советника… который также был его дядей. В Деснейре, даже в большей степени, чем в большинстве материковых королевств, управление было в значительной степени семейным делом.

— Мы не учли в достаточной степени, сколько тяжелого транспорта для этого потребуется, — продолжил Трейхэс. Он пожал плечами. — Мы должны были это сделать, хотя бы исходя из нашего опыта во время джихада, но на самом деле Симин не виноват, что мы этого не сделали. Никто из нас лучше не справился. — Настала его очередь хмуриться. — Это не те вещи, на размышления о которых джентльмен тратит много времени.

— Тогда нам, черт возьми, лучше начать думать об этом, — прорычал Марис.

Он обвел взглядом сидевших за столом совета своих самых доверенных советников — Трейхэса; Энжило Стивинса, герцога Перлман и канцлера казначейства Деснейра; Жулеса Эстейбена, герцога Ширэч, министра армии (в чьи обязанности снова входил флот); сэра Робейра Гарнета, герцога Харлесс и старшего брата Симина, который стал имперским министром иностранных дел; и самого Симина, который не занимал официальной должности в совете, но, тем не менее, был одним из его наиболее влиятельных членов. Они смотрели на него с поразительным апломбом, учитывая то, что случилось с некоторыми из их предшественников. Кто-то мог подумать, что это из-за неопытности и самоуверенности молодежи — в свои шестьдесят Трейхэс был самым старым из присутствующих советников с отрывом почти на двадцать лет, — но Марис знал, что причина не в этом.

— Я бы хотел, чтобы мы никогда не совершали ошибок, — продолжил император, — но мы все знаем, что этого не произойдет. Так что вместо этого нам просто придется учиться у них и в следующий раз действовать лучше. Поэтому спрошу, есть ли у вас какие-либо предложения о том, как сделать лучше? Симин?

— Улучшение каналов было бы самым простым решением, — ответил Гарнет после минутного раздумья. — Это было бы не самым быстрым, мы не можем строить их везде, где мне бы очень хотелось, и не уверен, что это был бы самый дешевый подход, но это то, что наши инженеры уже понимают, как делать. Сказав это, должен отметить, что могут быть… другие варианты.

Марис склонил голову набок, слегка сдвинув брови при словах «другие варианты». Он явно подозревал, что знает, куда клонит его кузен, и столь же очевидно, что эта мысль не приводила его в восторг.

Гарнет твердо контролировал выражение своего лица. Не то чтобы он был не согласен с тем, чем, как он знал, недоволен император, но, несмотря на их близкие отношения и несмотря на уроки, которые они оба извлекли из джихада, Марис IV оставался человеком страстей даже больше, чем человеком суждений.

Хотя он и не собирался этого говорить, Гарнет знал, что он значительно умнее императора. Если уж на то пошло, он также был значительно умнее своего старшего брата. С другой стороны, как бы он ни любил Робейра, он признал, что это была более низкая планка, которую нужно было преодолеть, чем у многих. И какими бы ни были их относительные интеллектуальные достижения, все трое — да и каждый человек в этом зале совета — были едины в своей непоколебимой ненависти к империи Чарис и всему чарисийскому.

Что было настоящей проблемой с тем, что он должен был предложить.