Сквозь огонь и лёд. Хроника «Ледяного похода»

– Давайте без пошлости, сотник, – одёрнул казака Глебов и мужику, – и так, покупка состоялась?

– Да, – с неохотой сказал мужик и взял портсигар.

– Тогда пишите расписку, что за петуха заплачено сполна и претензий не имеете.

– Что не имею?

– Ну, что ты всем доволен.

– Да не всем я доволен. Петуха-то нет.

– Так обменяешь на портсигар, – возмутился Абрамов, – за него ты трёх петухов получишь. Пиши расписку, а не то я тебя шашкой полосну.

– Это вы можете, – недовольно пробурчал мужик и сверкнул злобным взглядом, – чего доброго, а это можете.

– Дайте ему бумагу, Александр Александрович – сказ Глебов.

Мужику дали бумагу и химический карандаш, он сел за стол и, слюнявя грифель, очень медленно с трудом написал расписку печатными буквами.

– Вот и славно, – сказал Боровский, прочитав бумагу, – можете быть свободны.

Мужик, что-то ворча под нос удалился.

– Но господа, – сказал Боровский, – у нас тут суд чести, а не торговля петухами. Прапорщика мы обязаны наказать и доложить о выполнении главнокомандующему армии.

– Но не повесим же мы её, в самом деле, генерал? – сказал полковник Зимин.

Он положил ногу на ногу и качал правой ногой, полуоторванный каблук хлопал по подошве сапога.

– Прекратите вы чертей качать, полковник, – сказал Боровский, – и сделаете что-нибудь со своим каблуком. И предлагайте дело!

– А что я с ним сделаю? Если прапорщику верёвка не пригодиться, то отдайте её мне. Я ею сапог подвяжу.

– Это не поможет, – сказал Абрамов.

– А что поможет?

– Отставить о сапогах, господа! – скомандовал Боровский. – Что Лавру Георгиевичу ответим?

– Что наказали, – ответил Глебов.

– Как?

– Гауптвахтой, – подсказал Мазарович. – Десять суток. Запрём в сарае, натаскаем сена. Барышня хотя бы отоспится в тепле.

– Какие десять суток, штабс-капитан? Мы послезавтра выступаем.

– Хорошо, сутки. Но написать-то мы можем десять. Бумага всё стерпит.

– Да и в походе, можно считать, что она под арестом, – сказал Глебов.

– Правильно, – согласился с ним сотник. – Софья Николаевна, а как вы в седле держитесь.

– Ещё недавно думала, что хорошо, – улыбаясь, сказала Софья, – а прошлым летом упала с седла, сломала ногу.

– Пустое. Бывает. Гершельман просил ему ординарца подыскать. Я замолвлю словечко.

– Очень вам буду благодарна, Андрей Николаевич, – улыбнулась баронесса.

– Сочтёмся, Софья Николаевна.

– Господа, да холодно ей в сарае-то будет, – сказал Петровский. – Дождь вон идёт. Сыро и холодно.

– А у нас в Урюпинской наверное снег валит, – вздохнул сотник Абрамов.

– Тогда в бане, – сказал Зимин. – Натопим баню. Она там помоется, отоспится в тепле. Давно не были в бане, Софья Николаевна?

– Давно, – кивнул прапорщик.

– Женщине в бане одной нельзя, – хмуро сказал сотник, – банник может обидится и навредить как-нибудь.

– Неужели вы верите в эти суеверия, сотник? – удивился Зимин. – Домовой, банник. К тому же она не по своей воле, баннику всё можно объяснить. Он поймёт.

– Можно, конечно, – согласился Абрамов.

– Что ж, прекрасно, – обрадовано сказал Боровский, – если все согласны, то так и напишем.

Все согласились, стали расходиться.

– А петух-то улетел, – вдруг сообщила Соня.

– Как улетел? – удивился Боровский.

– Как? – пожала плечами Софья. – Взял и улетел.

– Значить зря вы, подполковник, – сказал Боровский Глебову, – свой портсигар этому мужику отдали.

– Да ладно вам, Александр Александрович, – отмахнулся Глебов, – наверняка его кто-нибудь из наших поймал и съел. Что мне портсигар, что ли жалко для снабжения армии? Алексеев вон своих денег не жалеет и то ничего.

– Это правда, – сказал Зимин, – если жизни не жалеем, что о портсигаре горевать?

– Пойдём в сотню, Виктор Витальевич, – сказал Абрамов, – подкуём тебя.

– Что я лошадь что ли?

– Не важно, а сапог твой починим.

Прапорщика де Боде отвели в баню. Баню истопили, баронессу накормили, она помылась, привела себя в порядок и проспала в тепле целый день. А вокруг бани под дождём одиноко бродил Петя Тулупов, умоляя часового пустить его к арестованной хотя бы на секундочку.

3

В станице Петропавловской большой митинг у станичного правления. Приехали представители большевиков агитировать станичников вступать в ряды красной армии. Вначале они зачитали декрет-обращение Совета Народных Комиссаров РФ «Ко всему трудовому казачеству» от 9(22) декабря 1917 г.