Сквозь страх

Рука моя потянулась к папке с Ксюшиными рисунками. Обычно дочка не позволяла нам с Юрой рыться в ее работах, показывала лишь те, что считала удачными, и нам казалось слегка забавным ее тщеславие художника. Но сейчас Ксюша не остановила меня, и я быстро рассматривала ее работы одну за другой.

Были здесь и кошки, и другие животные, и наш двор, и супергерои из мультфильмов, и рисунки, выполненные по заданию преподавателя студии.

А на самом дне папки притаились они. Призрачные дети. Старуха. Не хватало только мужчины в сюртуке. Я узнала мальчика, маленькую красавицу, были и еще два незнакомых ребенка. Ксюша запечатлевала их по одному и группой, почти всегда они были изображены находящимися в детской. На двух рисунках я узнала задний дворик.

– Ксюша, – голос мой сел, – дочка, ты видела их. Давно ты их видишь?

Она пожала плечами.

– Где-то недели две. Или три. В первый раз увидела, когда ты была в больнице.

– Но почему ты не рассказала нам с папой?

Дочка прикусила губу, взгляд стал виноватым.

– Папа сказал не говорить тебе.

Я почувствовала себя так, точно меня отхлестали по щекам.

– Выходит, папа их тоже видит? Но почему тогда…

«Почему он врал? Зачем делал из меня дуру?» – чуть не сорвалось с языка.

– Нет, мамочка, ты не поняла, – торопливо проговорила Ксюша, – папа не видел их! Он нашел мои рисунки. Вот как ты. И спросил, кто это. Он немного рассердился, когда я сказала, что вижу детей, которые тоже живут в нашем доме. Папа сказал, что я выдумываю, никаких детей нет, даже рисунки мои порвал и выбросил. – Ксюша обиженно поджала губы. – Только папа ошибается, дети тут есть! Их много, я вижу их и хочу рисовать! Учительница говорит, что художник должен честно изображать мир, в котором живет.

Я оставила без комментария несомненно справедливые слова учительницы.

– Ксюша, что за дети? Ты знаешь? Они говорят с тобой?

– Нет, – грустно ответила дочь. – Они ведь неживые. Хотят говорить с живыми, но не могут. Наверное, не знают, как. В страшных фильмах привидения могут говорить, но это не фильм. Поэтому они молчат, но я понимаю, что они жили в нашем доме давным-давно, а потом умерли. А когда умерли, не ушли на небо. Остались.

У меня голова шла кругом, я не знала, что сказать, как отреагировать. С губ сорвался вопрос, который в данный момент мучил меня больше всего:

– Почему папа велел тебе не рассказывать об этом? Почему нельзя сказать мне?

– Он переживает за тебя. Говорит, ты можешь расстроиться. А если ты расстраиваешься, то и малыш тоже. Ему становится плохо.

Внизу хлопнула дверь.

– Девочки, я дома! – крикнул Юра.

В этот момент я ненавидела его. Ответить ему не могла: все силы ушли на то, чтобы не наброситься на мужа с упреками и обвинениями.

– Где вы? – Это прозвучало обеспокоенно, послышались шаги.

– Мы тут, пап, – отозвалась Ксюша, и через минуту Юра возник на пороге.

– Я нашла рисунки! – звенящим голосом произнесла я.

– Ксюша, погуляй во дворе, нам с мамой нужно поговорить.

Юра дружелюбно улыбнулся дочке, но я видела, что он напряжен и растерян. Она подчинилась. Едва Ксюша спустилась вниз, я ринулась в атаку, уже не в силах сдерживаться.

– Зачем ты велел ей молчать? Раз она видела то же, что и я, значит, они существуют! Я была права, с домом что-то не так!

– Или что-то не так с тобой! – выкрикнул он.

– Я… Да как ты смеешь? Ты хочешь сказать…

Юра понял, что ляпнул лишнее. На лице появилось виноватое выражение.

– Прости. – Он шагнул ко мне. – Пожалуйста, извини, я не то имел в виду.

– Интересно, что же?

Я чувствовала себя униженной. Гнев куда-то исчез, на смену ему пришло желание плакать, но я не собиралась позволять себе разреветься.

– Посмотри на эту ситуацию под другим углом. Возможно, Ксюша не видела этих людей или призраков, если угодно. Просто она стала рисовать все это под влиянием твоих рассказов.

– Я не говорила с ней об этом! – отрезала я.

– С ней нет. А со мной говорила. И она могла слышать, Лора. Наша дочь – впечатлительная, ранимая девочка, даже спать без света боится. Вдобавок очень переживает за тебя. Зачем педалировать тему призраков и того, что дом представляет опасность? Нам всем тут жить! Пойми же, я не хотел ничего плохого, не просил Ксюшу что-то скрывать от тебя. Попросил только не поднимать эту тему, не заводить таких разговоров, не рисовать этих рисунков. Так ведь лучше для вас обеих.

– Ты не можешь знать, что для меня лучше. Я взрослый человек.

Неожиданно навалилась усталость. Не хотелось больше препираться, спорить. Я понимала, что ни в чем мне его не убедить, да и зачем? К тому же Юра, вероятно, прав. И действовал из лучших побуждений.

– Конечно, милая, – мягко сказал он и обнял меня, совсем как раньше. – Ты взрослый человек, но сейчас нуждаешься в защите, мне все время хочется уберечь тебя, и я злюсь, если не получается. И вчера я… – Юра запнулся. – Я повел себя не лучшим образом, ты имела право обидеться. Это выглядело по-идиотски – то, как я шарахнулся. До сих пор простить себя не могу, представляю, что ты обо мне подумала.

Он посмотрел на меня, отвел выбившуюся прядь от моего лица, убрал за ухо.

– Ты меня простишь?