Сквозь Тьму и… Тьму

Пока же Леннар не оказался в карающей деснице старшего Ревнителя Гаара, было решено задобрить богов малыми жертвами. Все население деревни Куттака согнали к большому дощатому помосту, который по приказу Гаара воздвигли прямо посреди дороги местные же ремесленники. Под помостом установили большой котел, подогреваемый на малом огне; вызванный из Ланкарнака палач в красных рукавицах вытащил на помост старосту Бокбу и на глазах его односельчан двумя надрезами отворил несчастному сонную артерию и одну из подбрюшных жил. Кровь хлестала потоками, стекая в котел. В воздухе стоял удушливый запах липкой, горячей горелой плоти.

Омм-Гаар скорбно простер обе руки к небу и провозгласил:

– Пресветлый Ааааму, ты видишь, что все содеянное мною идет во славу твою и во имя спасения этих заблудших. И чтобы не заблудились они, приходя к тебе, великому, неведомыми для себя тропами Благолепия, я дам им провожатого! Уход! Уход!

Лица Ревнителей, наблюдавших за своим предводителем, остались неподвижны. Никто из них не пошевелился, даже не дал себе труда спешиться. И только один-единственный человек отреагировал на речь омм-Гаара. Это был высокий седовласый храмовник с длинным узким лицом и вздернутой верхней губой, открывавшей крупные желтые зубы. У него был кривой нос и изуродованная давним ранением переносица – память о перенесенных в молодости испытаниях, низкий лоб, скошенный к затылку, и редкие пряди волос, свисающие вдоль щек, а также массивные надбровные дуги. Но, несмотря на эти в общем-то малосимпатичные черты, он не производил отталкивающего впечатления. У храмовника были хорошие глаза: молодые, чистые, ясные. И он, возникнув из-за спин конных Ревнителей, произнес:

– Принимаю на себя дело сие. Не заблудятся эти несчастные на дорогах Благолепия, я отправлюсь с ними! Принимаю, принимаю!

Это был омм-Ямаан, первый наставник послушника Бреника, предавшего Храм. Он был связан с Бреником великим ручательством Ухода. Проще говоря, существовал древний обычай, по которому наставник принимал на себя вину того, кого он воспитал. Обычай этот был очень кстати: по закону, установленному еще древними, одновременная казнь более чем девяти человек не могла состояться без проводника. Проводник – добровольно приносящий себя в жертву священник, надзирающий за ритуальной казнью, чтобы освятить кару. Дабы у наставляемых на истинный путь (читай – убиваемых) был, так сказать, свой личный пастырь и ходатай перед пресветлым Ааааму, чье истинное Имя неназываемо.

– Я – тот, кто скорбит,

 – произнес омм-Ямаан слова древнего ритуала и, взойдя на эшафот, встал у котла, устремив перед собой неподвижный взгляд светлых глаз.

И эти светлые глаза бестрепетно наблюдали за тем, как вслед за старостой Бокбой были хладнокровно умерщвлены все жители деревни. Котел наполнился до краев, а в придорожном рву выросла гора уже остывших трупов, тел тех, кто уже отдал душу богам или еще бился в мучительной, рваной агонии.

Кипела в котле, бурля пузырями и выбрасывая алые фонтанчики, горячая кровь. Старший Ревнитель Гаар еще произносил над котлом кроткую, милосердную жалобную молитву, обращенную к великому и светлому Ааааму с просьбой простить заблудших, забредших во тьму Скверны бедняг, – а его люди уже поджигали дома. Вскоре деревня пылала. Высокое зарево поднималось над Куттакой, и разлетались, шипя, корчась и испуская снопы искр, черные головни. Клубы пламени тянули к молчаливому бархатному небу свои крепнущие руки. Удушливый дым низко стелился над землей, и слабый ветер нес его прямо к Проклятому лесу.

Омм-Ямаан склонил голову. По его лицу катились холодные слезы, плечи вздрагивали крупной дрожью. Он улыбался светло и жалобно. И тогда шагнувший к нему Ревнитель одним движением сабли отделил голову от тела того, кто скорбит. Обезглавленное тело упало на эшафот, и палач бросил труп и голову в котел.

– Да славится Имя пресветлого!.. Укажи им дорогу, омм-Ямаан, мудрый проводник!

Закончив молитву, Ревнитель Гаар поднял обе руки с растопыренными пятернями, и двое мощных храмовников копьями опрокинули жертвенный котел. Потоки темной бурлящей жидкости хлынули на дорогу. Земля, уже отдавшая предночным сумеркам свое дневное тепло, жадно пила нежданное угощение. Голова наставника Бреника смотрела перед собой широко раскрытыми остекленевшими глазами.

Обессиленно никла сытая алая трава.

10

Леннар заткнул за пояс копье и проговорил:

– Нужно найти ночлег до того, как спустится ночь.

– Где? Ночлег здесь, в Проклятом лесу?

– Нужно идти в глубь леса. Я припоминаю, что я вышел оттуда, быть может, даже вспомню дорогу, которая привела меня к оврагу. Там есть постройки.

– Ну конечно, есть! Говорят, там находится чертог Илдыза – багровый Глиманар! – воскликнул Бреник, за время обучения в Храме подковавшийся в демонологии и мифологических построениях священнослужителей.

– Да брось ты! – зарычал Ингер. – И без тебя тошно. Даже Инара, женщина, не ноет, а ты прямо замучил своим скулежом! Смотри у меня, как дам по башке, так все твои глупые страшилки вылетят!