Над площадкой возвышается силуэт больше похожий на тень, и сквозь его эфирное тело можно увидеть деревья и очертания гор. Силуэт колышется, выгибаясь в сторону, и раздваивается. Затем съезжает в комок, едва ли похожий на фигуру человека.
Накатывает шорох. Кажется, звук идёт со стороны долины, напоминая шум ливня.
Это шепчутся люди.
Тень утробно рычит и отходит назад, пропуская к чаше остальных. Их тела движутся плавно, словно летят в воздухе.
Шёпот не прекращается.
Усилившийся ветер играет плащами, отчего они раскрываются за спинами людей, словно крылья раненых птиц.
– Шее… – хрипит тень и взмахивает руками-рукавами, будто из чёрной шифоновой ткани, разрезанной на тысячи полосок.
Первый человек выходит вперёд, поднимает правую кисть. В зажатых пальцах ярко вспыхивают искры – на лезвии клинка танцуют блики лунного света.
– Прими мою кровь! – восклицает он, протягивая левую ладонь над глубокой чашей. Голос сливается с громким ритуальным шёпотом, утробным рычанием тени и шелестом леса.
Резкий рывок. Бурая в полутьме кровь течёт ручьём из кулака, огибает запястье и стремительно капает в чашу. В чёрном днище эти капли почти незаметны. Они скворчат, напоминая звук воды, падающей на раскалённый лист железа.
Вздыбливаются клубы белёсого дыма. Они кружат внутри чаши и, переваливаясь через край, сползают вниз и тянутся к ногам силуэта.
Соприкосновение и толчок. Фантом качается, но не падает, а вырастает в размерах почти вдвое.
– Ше… – шипит создание.
Человек опускает окровавленную руку и, передав клинок следующему участнику ритуала, отходит во мрак. Беспрерывно слышится его надрывный, искажённый болью, говор.
Остальные повторяют за первым, выходя вперёд по очереди. Они продолжают шептать бессвязные слова, похожие на нестройную трагичную песню. Их голоса звучат волнообразно: то громко, то почти неслышно, а иногда шёпот перетекает в крик.
Тень уже высится над чашей густым черным мороком с лохматыми лентами рук, и все таким же полупрозрачным силуэтом, через который просвечивает луна и долина. Тонкая нитка реки, что словно пронзает чёрный туман, кажется трещиной на холсте с живописным пейзажем.
Белое марево, вытекающее из чаши, меняет цвет на густой серый, а после смешивается с пламенным, разбавляется синим и фиолетовым, вскоре и вовсе становится непроглядно черным.
И уже антрацитовый едкий дым стелется по земле, связывая все пять фигур.
Тень делает шаг вперёд, берет кинжал из рук последнего человека, поднимает лезвие вверх, выкрикивает неясное слово и рывком вонзает клинок себе в грудь.
Яркий всплеск слепит глаза. Гортанный вой смешивается с криком людей.
Чёрная волна из груди тени захлёстывает её и толчками, похожими на гейзер из смолы, вырывается вперёд, в чашу. И, когда тьма набирается до краёв, она соскальзывает с кромки сосуда и устремляется к людям. Их тянет к постаменту чёрной ниткой, все ближе и ближе, как марионеток. Они сникают: кто-то падает, кто-то выгибается, кто-то расслаивается и распадается на куски. И лишь остатки тел пропадают с густым черным туманом.
Хлопок, и все стихает. Ни ветра, ни крика, ни шороха. Только чёрный великан смотрит вниз и воет неземным, чуждым голосом.
Тень понемногу растворяется: стекает густым вязким потоком на площадку. Вверх поднимается пар, и долина окунается в непроглядную серую мглу. Кажется, мир замирает, время замедляет ход, в какой-то миг совсем останавливается, и наступает…
Первый луч солнца касается верхушки горы, затем устремляется в самый центр сосуда, освещая пустую площадку из чёрного камня. Только сейчас можно заметить тысячи тонких трещин – паутину времени – рассекающих чашу.
Туман рассеивается. Он проникает в каждую клеточку бытия. Природа выдыхает, и осторожно продолжает ход. Ветер нежно касается верхушек деревьев, кружева листьев кротко перешёптываются, река всхлипывает берегами и убегает за горизонт, разрезая долину на две части.
И уже теряется интерес, и сон начинает пропускать Анну в реальность, как в последний момент она замечает эфирную дымку в стороне, летящую в сторону мрачного леса. Кажется, не по вкусу ей солнечный свет.
Глава 2. Куда ведешь меня, дорога?
Перрон был окутан утренним туманом. Плотный холодный воздух забирался под одежду и развеивал сон. Бросало в дрожь. А может это от волнения?
Анна выдохнула, обняла себя за плечи, снова посмотрела на двери, ведущие к вокзалу. Никого.
Несколько человек пробежали мимо, волоча тяжелые сумки по плитке. Проводница с шикарной грудью сказала, что у провожающих есть еще пять минут. В стороне обжималась парочка влюбленных. Савина натянуто улыбнулась, все эти яркие отношение – иллюзия. Все заканчивается, когда начинается быт. Вот в чем надо проверять любовь. Дисциплина, порядок, контроль. А сейчас так мало мужчин с хорошими качествами. А терпеть носки под кроватью и незакрытый тюбик зубной пасты – это выше ее сил, лучше уж быть одной.