Слабость силы: Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания

7. Поведение рассматриваемых нами политических фигур антиэлитно. Нарушены все принципы и правила поведения, слагающие элитный кодекс в любом сильном государстве. Это недопустимо, это должно получить соответствующую оценку.

8. Ссылки на непрофессионализм в этом вопросе достаточно неубедительны. Однако даже принятие этих ссылок не меняет существа дела. Ибо сейчас наступило время профессионалов, а стране, в конце концов, неважно, кто ее губит – дилетанты или люди с двусмысленной политической и иной мотивацией.

Статья имела последствия. Поскольку мои рефлексии касались не только геополитики (на которую всем было наплевать), но и властных судеб, а также поскольку все происходило именно так, как я это описал. Многое – еще более грубо и омерзительно.

Родионов был снят. Некий «проект», в рамках которого все это разворачивалось, что называется, «грубо похерен». В стиле тогдашней, между прочим, весьма эффективной, когда это касалось ее прямых интересов, политической власти.

А на меня обрушились «пострадавшие». Евгений Киселев, главный инструмент информрепрессий Гусинского, посвятил моей «зловещей» личности непомерный кусок передачи «Итоги». И пообещал, что будет заниматься моей личностью в нескольких следующих передачах.

Почему он не выполнил свое обещание? Потому что я дал соответствующую пресс-конференцию, в которой обсудил издержки подобного рода затеи. Причем именно в жанре адекватных апелляций к феномену ЗС. Как это происходило конкретно – не так уж важно. Важно, что Киселев устроил по ничтожному поводу непомерную истерику, касающуюся моей «всепроникающей зловещей руки». Непомерность истерики ощутили все. А Киселев пообещал, что непомерность будет возведена в квадрат, куб или еще более высокую степень. После чего «сдулся».

Анализирую я все это вовсе не потому, что это меня касается. Как я могу это не анализировать, если речь идет о фактах, которые подтверждают гипотезу? Эти факты добыты мною, так сказать, путем активного вмешательства в процесс. Меня интересует правомерность гипотезы. Имею ли я право не рассматривать факты, коль скоро они меня касаются? Я обязан рассматривать все, что позволяет оценить весомость гипотезы. В противном случае, я не исследователь.

Но тогда надо что-то обсуждать хотя бы с минимальной детальностью. Например, почему я считаю, что истерика Киселева носила непомерный характер. И никак не отвечала поводу, который он сам указывал как резон для своей атаки. Потому что в качестве повода обществу была предъявлена какая-то довольно бессмысленная бумага о «Газпроме». Почему эта бумага была так ужасна – не понял никто. Но еще менее понятно было, какое я имел к этому отношение. Киселев не давал никаких разъяснений. Он буквально говорил следующее: «А если предположить, что это писал Кургинян?». И дальше переходил к непомерно длинному разбору:

а) моей личности,

б) моих мотиваций,

в) моих политических связей (в разборе почему-то должен был участвовать министр внутренних дел Анатолий Куликов, другие лица),

г) моих этнических корней (точнее, окончания в моей фамилии).

А к этому всему (обсуждаемому в течение двадцати минут в ситуации идущего тогда в России острого политического кризиса) добавлялись посулы насчет продолжения.

Ясно было, что настоящий повод для этой затеи – не вялая бумага о «Газпроме». Тем более, что уж, как минимум, близкий к «Газпрому» Гусинский легко мог узнать, кто писал эту бумагу. Бумагу эту написала одна известная пиарщица (по просьбе «Газпрома»). Эта пиарщица потом пришла ко мне и слезно извинялась. Конечно, ничего не опровергая публично – да кто бы и дал-то ей.

Звонили журналисты, рассказывавшие, как именно их Гусинский пытался привлечь к этой затее. Причем объясняли, что затея почему-то предполагала, по замыслу авторов, участие авторитетных армян. И недоумевали, к чему бы это.

Вне контекста «Армянгейта» это необъяснимо. А раз так, то я путем активного вмешательства в процесс («Аукцион на Кавказе» и прочие сопряженные с этой темой аналитические рефлексии) получил неоценимые доказательства в пользу моей версии природы этого самого «Армянгейта». А эта версия влекла за собой определенные оценочные и прогностические выводы. Из которых, в свою очередь, не могли не вытекать «алгоритмы противодействия».