Слабость силы: Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания

Маккартизм в США строился на том же самом. Если он носитель антиидеала (коммунист), то он еще и агент СССР, половой извращенец, криминальный монстр. И этот «номер» проходил в стране, имевшей основания гордиться правовой культурой. Проходил ведь? Потом говорили, что сгорали от стыда... Но ведь тогда слушали, аплодировали.

И у нас слушали. И у нас аплодировали. Скажете, только Вышинскому в ужасные времена? Ой ли!

В конце 80-х годов я осмеливался критиковать утверждения, согласно которым некий высокий партийный чиновник на глазах у утверждающих, например, съел 20 килограмм икры по цене столько-то за 100 грамм. А значит, являлся коррупционером. Я отвечал, апеллируя к логике. То есть показывая, что рекорд поедания черной икры в книге Гиннеса – 5 килограмм, а не 20. Что даже эти 5 килограмм съел какой-нибудь рекордсмен по борьбе сумо весом в 2 центнера. Дальше я просил собравшихся сопоставить это со скромным весом рассматриваемого партийного чиновника и его неспособностью превысить сразу в 4 раза рекорд Гиннеса.

Как называли подобную критику, которую я осуществлял'? «Преступным пособничеством преступной КПСС» Какой мотив приписывали? Ангажированность – то есть небескорыстность моего пособничества.

При этом находились люди, которые приходили ко мне и говорили: «Ну, мы же не идиоты! Мы понимаем, что этот чиновник не мог съесть 20 кг икры за раз. Что он не едок... Что он даже не коррупционер... Но нам надо скинуть КПСС, а для этого все средства хороши. Чего ради вы нам мешаете? Вы же умный человек, просвещенный... Вам-то что за дело?»

Я отвечал тогда и отвечаю теперь. Мне небезразлично, причем и как гражданину, и как интеллектуалу, какими средствами решается некая политическая задача. Как гражданину, мне было ясно, что борьба такими средствами с далеко не безупречной коммунистической номенклатурой – приведет к развалу страны, гибели миллионов людей в результате одного лишь этого развала, социальному регрессу, фантастическому обнищанию большинства населения, моральной и культурной деградации, появлению такой коррупции, которая и не снилась в советскую эпоху, шквалу дикой преступности и так далее.

Как интеллектуалу, мне еще важнее было другое. Нагло заявлять очевидную ложь, ложь, грубую и противоречащую элементарному здравому смыслу, считая, что эта ложь приведет в движение народ, можно лишь в одном случае. Если ты превращаешь этот народ в плебс, в нечто размытое, агрессивное и низменное.

Но если ты делаешь это, ты не революционер и не профессор (последнее слово было очень любимо в среде реформаторов). Ты типичный регрессор, «плебсоделатель», «обыдлеватель», ты враг разума, ты человек, который рубит сук, на котором сам же хочет сидеть. И рано или поздно этот плебс, который ты производишь и намерен использовать, использует тебя.

Так обстоит дело с предельными, грубейшими подменами. С полной потерей веры в разум, с полной неспособностью к восприятию критической аргументации.

Но ведь есть вещи, которые мне трудно объяснить даже людям, по своему статусу обязанным уловить парадигмальную подмену в первую же секунду, как она начала осуществляться.

Мы начали с культурных пространств, в которых может и не может функционировать обвинение в пособничестве дьяволу.

Мы, далее, разобрали культурные пространства, в которых могут и не могут сращиваться разнокачественные обвинения («бандит» и «негодяй»).

Значит ли это, что если мы разорвем сращивание, то нам не надо осуществлять никаких калибровок? Что внутри пространства однокачественных обвинений (только юридических – «бандит», или только моральных – «негодяй») нет особых зон, в которых такое обвинение не работает в той же степени, в какой обвинение в пособничестве дьяволу не работает в светском обществе? Почти всем кажется, что таких зон нет. Но я все же задам эту коллизию и постараюсь рассмотреть ее подробнее, а не отбрасывать с порога (рис.53).

Если Рихард Зорге лжет, то он нарушает моральную норму. Нарушитель моральной нормы – это негодяй. Вы зафиксировали нарушение моральной нормы? Вы имеете право на оценку. Но в каком пространстве эта оценка действует и где лакуна?

Это кажется очевидным. Но требует фиксации. В этом пространстве есть, например, профессиональная лакуна. Разведчик, который лжет, не негодяй, а герой. А врач, который лжет больному? Это что, единственные два возможных примера?

Значит, система намного сложнее. И даже разорвав ложные связи, мы не избавляемся от необходимости прощупывать возможные лакуны и не должны действовать так, как будто их нет.

То же самое (но в еще более горьком варианте) – с понятием «бандит» и «убийца». Солдат, убивающий на войне, – не убийца. Но есть военные преступления. Хорошо – тогда не убийца каждый, кто убивает на войне, не совершая военных преступлений?

А как быть с так называемыми «серыми» ситуациями? Особая разведгруппа идет на выполнение задания, и ей дан приказ: никто из тех, кого она встретит, не должен остаться в живых. Это что?