Слабость Виктории Бергман

За границей, подумал Иво. Это значит – в Боснии. Которую он когда-то называл своей родиной.

И вот он сидит здесь, в нем клубится усталость, в глаза словно песку насыпали. Иво думал о событиях последних дней и о деле мертвых мальчиков.

Первого нашли в кустах у входа в метро “Турильдсплан”, труп почти мумифицировался.

Потом был Свартшёландет и белорусский мальчик, за которым последовал забальзамированный труп возле дорожки для игры в петанк в Данвикстулле. Все тела носили следы жестоких побоев.

Последним стал Самуэль Баи, мальчик-солдат, которого нашли повешенным на чердаке в квартале Монумент в Сканстулле.

В течение нескольких жарких летних недель эти пять случаев не выходили у него из головы, пока он бодрствовал. Иво Андрич все еще был уверен: полиция имеет дело с одним и тем же убийцей.

Расследованием руководила Жанетт Чильберг, а ее Андричу не в чем было упрекнуть. Она постаралась как следует, но в общем и целом в расследовании было полно ошибок и небрежностей. Через несколько недель расследование превратилось в нерасследование.

Один полицейский начальник и один прокурор не сделали свою работу, люди с хорошей репутацией врали о своем алиби… Недостаток рвения, который он наблюдал, в сочетании с нежеланием брать на вооружение существующие методики полностью лишили его иллюзий, а его доверие к судебной системе, и так не слишком высокое, испарилось окончательно.

Когда прокурор закрыл расследование, из Иво как будто выпустили воздух.

Андрич поплотнее натянул куртку и надел бейсболку. Открыл дверцу машины, шагнул под ливень и потрусил в направлении заградительной ленты.

Элисабет Карлссон лежала на боку, на мокром гравии возле школьного футбольного поля. Левая рука, неестественно выгнутая, без сомнения, сломана. Других видимых повреждений не было.

Иво Андрич оглядел предполагаемое место преступления. Женщина подверглась сексуальному насилию, но установление причины смерти следовало отложить до того времени, когда тело окажется в сухом хранилище патологоанатомического отделения в Сольне. Иво приказал отправить мертвую женщину туда, и санитары уложили труп в серый пластиковый мешок.

Андрич заторопился назад, к своей машине.

От увиденного ему в голову пришла одна мысль, подтвердить которую он хотел побыстрее.

Вита Берген

София Цеттерлунд страдала обширными провалами в памяти. В эти черные дыры она попадала в своих снах и во время бесконечных прогулок. Иногда, если до ее обоняния долетал какой-нибудь запах или кто-нибудь по-особому смотрел на нее, дыры расширялись. Стоило ей услышать, как хрустит гравий под деревянными башмаками, или увидеть чью-нибудь широкую спину на улице – и в мозгу вновь возникали картины. В такие моменты словно беспощадный смерч проносился через точку, которую София называла “я”.

Она знала: то, что она пережила когда-то, не поддается описанию.

Жила-была маленькая девочка по имени Виктория. Когда девочке было три года, ее папа построил внутри нее комнату. Пустынное помещение, где были только боль и холод. С годами комната обзавелась прочными стенами из скорби, полом из жажды мести и увенчалась мощным потолком из ненависти.

Комната закрылась окончательно, и Виктория перестала выходить наружу.

Она и сейчас сидела там, внутри.

Это не я, подумала София. Я не виновата. При пробуждении первым, что она ощущала, была вина. Внутренние системы приготовили тело к бегству, к защите.

София из кровати потянулась за упаковкой пароксетина, проглотила со слюной две таблетки. Откинулась на подушку и стала ждать, когда затихнет голос Виктории. Не полностью, полностью он никогда не затихал, но настолько, чтобы можно было расслышать свой собственный.

Расслышать, чего хочет София.

Так что же там произошло?

Вспомнился запах. Попкорн, мокрый от дождя гравий. Земля.

Кто-то хотел отвезти ее в больницу, но она отказалась.

Потом – ничего. Абсолютная чернота. София едва помнила, как добралась до квартиры, а как попала домой из “Грёна Лунд” – и того меньше.

Который час?

Мобильный телефон все еще лежал на ночном столике. “Нокия”, старая модель – телефон Виктории Бергман. Надо избавиться от него.

Телефон показывал 07:33 и пропущенный вызов. София нажала кнопку, и на дисплее возник номер.

Незнакомый.

Через десять минут София настолько успокоилась, что смогла встать. Воздух в квартире застоялся, и София открыла окно в гостиной. Боргместаргатан лежала тихая, мокрая от дождя. Слева, из усталой августовской зелени Вита Бергена, торжественно возвышалась церковь Софии, а со стороны Нюторгет долетали запахи горячего хлеба и выхлопных газов.

Вот припаркованные машины.

В велосипедной стойке, через улицу, у одного из двенадцати велосипедов проколота шина. Вчера этого не было. Сознание цепляется за детали, хочет того София или нет.

И если кто-нибудь попросит, она сможет сказать, какого цвета велосипеды. Один за другим, справа налево или наоборот.

Даже задумываться не надо будет.

Она запомнит правильно.

Но пароксетин снимал остроту, позволял мозгу успокоиться и делал будни пригодными для жизни.