Сладкая месть

— Не стану спорить! — отрезала хозяйка сердито. — Хлопот с вами действительно хватает, но вы у меня не одна такая. На втором этаже живет одна пожилая женщина, страдающая ревматизмом. Так она по любому поводу трезвонит, требуя, чтобы к ней немедленно пришли, будто у меня тут целый штат слуг на подхвате. А другая жиличка, с первого этажа, заявила недавно, что доктор прописал ей специальную диету. Специальную диету ей, видишь ли, подавай! Есть у меня время готовить ей диетические блюда, как же! Некогда мне угождать инвалидам.

— Подождите! Вот я поправлюсь и обязательно помогу вам, — пообещала ей Джин. И в голосе девушки было столько искренности, что миссис Лоусон невольно растаяла.

— Дай-то Бог! Но болезнь — штука коварная. Никогда не знаешь, что может случиться завтра. Помню, муж мой тоже строил планы, румяный был да веселый, а потом скрутило его в один час, и все, ушел, убежал на тот свет. А потому не будем пока ничего загадывать.

— Я хочу вас кое о чем попросить, — проговорила Джин.

— О чем? — насторожилась хозяйка. — Говорите побыстрее, мне тут торчать некогда. Поставила ужин готовить на плиту, а помощница моя уж точно не уследит, все у нее прямо под носом или пригорит, или выкипит.

— Я насчет денег, — начала Джин и тут же отвела глаза, заметив, каким недобрым взглядом посмотрела на нее хозяйка. — Предстоит заплатить за визит врача, потом я вам задолжала за еду и лекарства, которые вы приносили мне. Вот я и подумала: у меня есть кое-что, что можно продать или заложить в ломбард. Вы бы не могли сделать мне такое одолжение?

— Что это за «кое-что»? — Миссис Лоусон насмешливо глянула на вешалку, на которой болтались старенькая жакетка и поношенная юбка Джин.

— Нет, я не об этих вещах! — быстро сказала Джин, перехватив взгляд хозяйки. — У меня есть пальто с бобровым воротником от самого Мишеля Сореля. Думаю, оно немало стоит.

— Дайте-ка взглянуть на него, — предложила хозяйка без особого энтузиазма.

— Оно в моем чемодане.

Миссис Лоусон достала из-под кровати чемодан, открыла его и извлекла оттуда синее платье и пальто с меховым воротником. На фоне обшарпанных стен и старого линолеума эти шикарные вещи выглядели неуместно. Их роскошь и элегантность никак не вязались с нищенской обстановкой комнаты. При виде этих вещей миссис Лоусон даже рот раскрыла от удивления.

— Где же это, интересно, вы их раздобыли?

— Мне их подарили, — коротко ответила Джин.

Хозяйка метнула на нее недоверчивый взгляд, и Джин сразу же догадалась, о чем та подумала. Она даже покраснела при мысли, что ее приняли за воровку, но вдаваться в объяснения не стала. Пожалуй, скажи она правду, ей бы поверили еще меньше. А потому она снова заговорила о вещах:

— А в коробке лежит шляпка под цвет пальто.

Миссис Лоусон достала из коробки шляпку и восхищенно цокнула языком.

— Очень элегантная! Должно быть, стоила кучу денег, когда была новой. — Она внимательно изучила вышитый золотыми нитками фирменный ярлык модельного дома Мишеля Сореля на зимнем пальто. — Пожалуй, за него вы тоже можете получить деньги, которых вам хватит на пару недель.

— Тогда, пожалуйста, прошу вас, отнесите все это в скупку!

— А что еще мне остается делать! — пробурчала хозяйка. — Вас пока я не выпущу из дому. Слишком вы слабы! Да и задолжали вы мне действительно порядком!

Она подхватила вещи, перекинула платье и пальто на руку, второй рукой закрыла чемодан и пинком отправила его обратно под кровать. Пинок оказался таким сильным, что чемодан пролетел по комнате, словно по льду, и исчез под кроватью.

— Завтра утром снесу, — пообещала хозяйка, — когда пойду в магазин. А сейчас спокойной ночи и не забудьте принять на ночь лекарство.

— Приму обязательно! — заверила ее Джин. — Большое вам спасибо!

— Пока еще не за что меня благодарить! Вот получим деньги на руки, тогда и скажете мне спасибо, — проговорила миссис Лоусон уже с порога и захлопнула за собой дверь.

Джин устало закрыла глаза. Странно, но ей стало так горько, когда пальто и платье исчезли вместе с хозяйкой за дверью. Ведь это была последняя ниточка, которая связывала ее с Толли. Вот и она оборвалась, и ничто не напоминает ей о прошлом. Разве что собственные воспоминания да ее любовь к Толли. Любовь же, к ее немалому удивлению, только возрастала. Джин думала, что пик ее влюбленности в Толли пришелся на те дни, когда они приехали в Сент-Мориц. Тогда, как ей казалось, она думала о нем день и ночь, вставала и засыпала с мыслями о нем. И трудно было представить себе, чтобы можно было любить еще сильнее. Но сейчас, заброшенная, одинокая, оставшаяся наедине со своими чувствами, лишенная возможности видеть и слышать объект своей всепоглощающей страсти, разговаривать с теми людьми, которые знали и любили Толли, Джин терзалась от любовной лихорадки с утроенной силой. Ведь воображение, лишенное подпитки в реальной жизни, работает еще интенсивнее, рисуя еще более яркие и живые картины, будоражащие чувства.