Сладкая месть

Смерть сэра Генри закрыла эту дверь, но его убийство открыло другую тропу, гораздо более легкую и приятную. По насмешкам и проклятиям своего прежнего хозяина Гериберт знал, что Уолтер являлся сторонником дела бунта. Каждый день Гериберт ждал, что Уолтера объявят вне закона. Тогда ему просто пришлось бы отправиться к королю и заверить того в личной преданности. С подобной ситуации он смог бы начать свое восхождение наверх.

Но король не объявлял Уолтера вне закона. Сэр Гериберт предполагал, что у Уолтера имеются влиятельные друзья, прикрывающие его от гнева короля. Однако Гериберт не сомневался, что, если Уолтер прикажет ему присоединиться к Пемброку, у него появится необходимый для достижения его целей рычаг. Тогда он смог бы отправиться к королю и заявить, что его силой толкают на открытое неповиновение своему сюзерену, поскольку он не поддерживает бунт. Таким образом, он бы получил прямую вассальную зависимость.

Позже, присоединившись к сэру Уолтеру и Сибель, сэр Гериберт оделся соответственно ситуации встречи со своим новым сюзереном в непринужденной обстановке – не слишком парадно, но и не по-простецки; и вел он себя теперь безупречно. Несмотря на то, что Гериберт явно хотел поговорить о бунте Пемброка, он элегантно присоединился к строгой критике Сибель в отношении этой темы. Вместо этого он рассказывал о новостях с границы северного Уэльса, хотя и с некоторой скромностью отрицал, что хорошо знаком с ситуацией. Более того, хоть он и сказал, что управляемые им земли истощены поборами, но не сказал ни одного дурного слова о своем прежнем хозяине.

Спустя некоторое время Уолтер ощутил беспокойство. Сэр Гериберт нравился ему все меньше и меньше, и это тревожило его, поскольку подозрения казались совершенно необоснованными. Уолтер не привык полагаться на свою интуицию в отношении большинства людей и сознавал, что с самого начала с предвзятостью отнесся к этому человеку. Он понимал, что был несправедлив в своей неприязни к сэру Гериберту из-за того, что тот недолюбливал его брата и обладал такой безукоризненной, красивой внешностью.

К счастью, Сибель не позволила этой ситуации затягиваться слишком долго. Вскоре после того, как подали вечернюю трапезу, она подобрала минуту, когда сэр Гериберт ответил на заданный вопрос, а Уолтер как раз раздумывал, о чем бы таком спросить, чтобы это не содержало оскорбительного намека.

– Милорд, – сказала она, – не мне указывать вам, что делать, но по вашему виду я прихожу к заключению, что вы чем-то обеспокоены. Вам известно, что вы еще не вполне здоровы. Я думаю, вас мучает боль. Не лучше ли вам отправиться спать? Да и сэр Гериберт, должно быть, тоже устал после долгой поездки. Утром мы проснемся со свежими силами. – Она улыбнулась милой, извиняющейся улыбкой. – И утром я займусь своими женскими обязанностями, так что вы сможете поговорить друг с другом о том, что вас интересует прежде всего.

Никто не возражал против этого предложения. Уолтер и сэр Гериберт поднялись, по сути дела, почти одновременно, невнятно выражая свое согласие. Леди Энн кивнула служанке, ухаживающей за Уолтером, а сама направилась с сэром Герибертом, чтобы убедиться, что в его палате имеется всё необходимое. Сибель и сэр Роланд посидели еще некоторое время, тихо переговорив сначала о проблемах поместья, а затем, очень коротко, о людях, сопровождавших сэра Гериберта. Затем они тоже отошли ко сну.

Спустя несколько часов тихо и осторожно открылась дверь, затем закрылась. Вдоль стены двинулась тень, едва заметная в тусклом свете свечей, горевших близ разожженного камина, темную накидку венчал надвинутый на лицо капюшон, предназначенный для того, чтобы скрыть отблески бледной кожи. У дверей в комнату Уолтера тень остановилась, голова в капюшоне повернулась и оглядела зал. Бледная на фоне темной ткани рука, выскользнувшая из-под складок накидки, нащупала ручку двери. Дверная щеколда щелкнула, и фигура нырнула в узенькую щель.

18

Улегшись в постель, Уолтер не мог успокоиться от мыслей, сменявших друг друга, но перво-наперво его терзали подозрения к сэру Гериберту. Стоило ему отбросить их и попытаться сосредоточиться на более полезных и успокаивающих соображениях, как эти подозрения возвращались снова. В конце концов, вздыхая от досады на собственную глупость, он поднялся, нащупал под подушкой длинный охотничий нож и проделал в прикроватном занавесе небольшую щель ниже матраса, чтобы через нее можно было видеть. Он понимал, что, даже если его подозрения не основывались на предубеждениях и являлись правдой, сэр Гериберт и не подумал бы напасть на него в месте, где он был всего лишь чужим человеком. Тем не менее нож служил символом спокойствия и осторожности Уолтера.