Одно это слово заключало в себе столько эмоций. Любовь к Симоне и Даниэле, решимость заботиться о них, но также и страх.
— Значит, ты не знаешь, твои ли Даниэле и Симона?
— Нет. Симона и Даниэле выглядят как их мать… как…
Как сводный брат Гайи.
— Но у них такой же цвет волос, как у твоей сестры.
— Да, — согласился он, но в его голосе прозвучало сомнение, и я поняла почему. Теперь, действительно думая об этом, я должна была признать, что ни Симона, ни Даниэле не имели никакого сходства с их отцом. При мысли о такой возможности у меня защемило сердце. Я судорожно сглотнула.
— Почему?
— Потому что я люблю их и чертовски боюсь, что результаты анализов могут это изменить. Особенно Даниэле… мне невыносима мысль, что я могу обидеться на него за то, что он похож на Андреа. — его голос дрожал.
— Ты действительно думаешь, что любил бы Даниэле меньше, если бы он не был твоим?
— Понятия не имею, — признался Кассио грубым голосом. — Я ни хрена не знаю, поэтому и не хочу рисковать. Я лучше не буду знать правды, лучше буду жить во лжи, чем причиню боль Даниэле или Симоне.
Я обхватила ладонями его щеки.
— Это твои дети, Кассио.
— Ты не можешь знать…
— Они твои. Потому что ты любишь их, потому что ты растишь их, и потому что они любят тебя как своего отца. Вот что имеет значение.
— Да, — сказал он через мгновение. — Как ты можешь быть такой чертовски мудрой и доброй, Джулия? Это я должен давать тебе советы. Ради бога, я почти вдвое старше тебя.
Я пожала плечами.
— Мне пришлось быстро повзрослеть.
Кассио убрал челку с моего лба, и его лицо омрачилось тоской.
— Благодаря мне. Я думал, что ты еще один ребенок, о котором необходимо заботиться после нашей первой встречи, слишком юная, чтобы справляться с обязанностями моей жены, но ты доказала, что я ошибался. Ты заботишься о моих детях, об этой собаке, даже обо мне.
— Лулу. Вот как ее зовут.
— Андреа подарил ее Гайе за несколько недель до того, как я узнал об этом.
— Ох.
Это объясняло, почему он едва мог смотреть на Лулу. Она напоминала ему о слишком многих обидных вещах.
— Это не ее вина.
— Она слизывала кровь Гайи!
Я съежилась, не желая вдумываться в этот тревожный образ.
— Она собака. Она не хотела ничего плохого.
Кассио с усталой улыбкой склонил голову набок.
— Ты можешь оставить ее себе, но не жди, что я обрету связь с этим животным.
Я подавила ответное желание. Некоторые вещи требуют времени. Я провела кончиками пальцев по заросшей щетиной щеке и подбородку Кассио.
— Ты знаешь, почему Даниэле избегает тебя? Он что-нибудь видел?
— Он не присутствовал ни при убийстве Андреа, ни во время моей стычки с Гайей, — он потянулся за своим стаканом и сделал большой глоток. — Сразу после смерти Андреа с ним все было в порядке. Но в последующие недели он отстранился, а потом, после самоубийства Гайи, я не смог до него достучаться. Даниэле таит обиду на меня. Я вижу это по его глазам. Раньше мы были близки, но все изменилось… он не хочет говорить, так что не знаю, что именно сказала ему Гайя или что он увидел.
Я прижалась лбом к его лбу.
— Мы все выясним вместе. Ради нас. Ради наших детей.
Зная, что я делаю сейчас, мурашки побежали по моей коже, найдя Даниэле в спальне его матери на следующее утро. Я почти видела ее лежащей там, судя по тому, как живо и грубо Кассио описал эту сцену. Комок встал у меня в горле, увидев Даниэле, свернувшегося калачиком на боку. Хотелось бы мне знать, что творится у него в головке, если он видел больше, чем предполагал Кассио. Я медленно подошла к Даниэле, пытаясь выбросить эти образы из головы. Насколько хуже должен был чувствовать себя Кассио, переступая порог этой комнаты?
Я взяла Даниэле на руки, и он проснулся в моих объятиях. Нести его было нелегко, так как он уже не был ребенком. Кассио вышел из детской, держа на руках Симону. Он нежно взъерошил волосы Даниэле, но все же наклонил голову.
Я ободряюще улыбнулась Кассио.
— Вернусь домой к ужину, — пообещал он перед уходом.
Как и каждый день, Элия отвозил детей, Лулу и меня в собачий парк. Даниэле было позволено брать поводок, когда мы прогуливались по остальной части парка позже в тот же день. Сегодня он даже не попросил свой планшет. Лулу требовала всего его внимания, и он охотно его уделял. Было чудесно видеть, как они становятся все ближе.
Элия устроился на скамейке, а я держала Симону за ее крошечные ручки, чтобы она могла неуверенно шагать по дорожке. Даниэле сидел на земле, помогая Лулу вырыть яму в холодной земле палкой, которую он нашел. Он был грязным, и рыть ямы в парке, вероятно, было запрещено, но я не остановила его.
— Лулу.
Я замерла и почти отпустила Симону, что вызвало у нее сердитый крик, но мои глаза были прикованы к Даниэле, который только что заговорил. Не для меня, и не громко, но я услышала это слово. Я с трудом сглотнула, пытаясь решить, стоит ли мне пытаться вытянуть из него еще несколько слов. У него был тихий, мягкий голосок, и я хотела слушать его весь день.
Я решила не давить на него, даже если будет трудно. Вместо этого я пристально посмотрела на Симону.
— Хорошая девочка.