Сладострастие бытия (сборник)

В буфетную, шаркая по полу сандалиями, вошла Тереза, молодая большегрудая корсиканка, которую можно было бы назвать красивой, если бы природа дала ей ноги подлиннее. Мылась она мало, зато душилась мимозой. У нее были тяжелые черные волосы, волнистость которых она подчеркивала разноцветными гребешками, ослепительные зубы и короткий, но хорошей формы нос. Один из ее соплеменников, сторож в церкви реформатов, рекомендовал ее канонику: «Славная девушка из Кальви. Безупречная семья». Она хотела найти место, чтобы, откладывая жалованье, скопить себе на приданое. Тереза была у Мондесов уже два года и работала на них как лошадь. В первое время Эме заявляла, что очень довольна ею, как и всякий раз, когда нанимала новую служанку. Но потом дело немного испортилось. Тереза имела несчастье сказать однажды в присутствии мадемуазель де Мондес:

– Что нам нужно на Корсике, так это Гарибальди.

– У вас уже есть Наполеон. Вам что, этого недостаточно? – отозвалась старая дева. – В вашем положении, Тереза, своего мнения лучше не иметь. – И принялась следить за ней с пущей бдительностью.

– Слушайте, Тереза… – внезапно нарушила молчание мадемуазель де Мондес, прервав переборку чечевицы. – Убираясь в спальне госпожи графини сегодня утром, вы не заметили браслета? Большой такой, из золота, с бирюзой?

– Нет, мадемуазель, не заметила.

– Чего вы не заметили?

Тереза уставилась на нее, явно не понимая. Она, похоже, думала о чем-то другом.

– Не заметила, и все тут.

– И вы не были удивлены, не видя его?

– Нет, мадемуазель.

– Значит, он там был?

– Не знаю, мадемуазель, не обратила внимания.

– Решительно, вам и дела нет до вашей работы. Понятно теперь, почему столько вещей ломается… или пропадает, – процедила мадемуазель де Мондес, поджав губы. – И это очень досадно, видите ли, потому что госпожа графиня не может его найти.

Тереза бросила искоса черный взгляд на Минни, и та в смущении вмешалась:

– Может, вы его переложили куда-нибудь, не обратив внимания?

– Нет, мадам графиня, я к нему не прикасалась, – ответила Тереза и ушла в столовую, шаркая подошвами.

– Вы наденете чистый передник, не правда ли, поскольку у нас сегодня гостья, – бросила ей вслед мадемуазель де Мондес.

III

Трамвай 41 остановился на спуске Райской улицы. Мари-Франсуаза Асне – в Марселе это произносят «Аснаис» – выбежала из дома.

– А главное – не говори слишком много! – крикнули ей с порога.

Кондуктор подхватил Мари-Франсуазу и поднял на подножку.

Трамвай снова тронулся, раскачиваясь и дребезжа железом по похожей на коридор узкой улице, окаймленной совершенно одинаковыми и унылыми домами.

Мари-Франсуаза была взволнована, словно отправлялась в долгое путешествие на борту корабля. Она была уверена, что сегодня должна решиться ее судьба.

С тех пор как Мари-Франсуаза вступила в пору отрочества, у нее была только одна мечта: покинуть Райскую улицу. Она ненавидела эту продуваемую мистралем узкую горловину, гнушалась домом, где выросла, чувствовала омерзение к ореховой мебели, бледным акварелям и прозрачным стеклянным люстрам, украшавшим квартиру.

Она находила своего отца вульгарным. Презирала его за то, что он говорил только о ценах на арахис, слишком недавно разбогател и не думал ни о чем другом, кроме как заработать еще больше денег. Но она презирала бы его еще больше, если бы он был беден.

Между пятнадцатью и девятнадцатью годами жизнь начинает течь с приводящей в отчаяние медлительностью, и Мари-Франсуаза успела за это время перебрать все химеры. Мечтала стать по очереди актрисой, стюардессой, парашютисткой. Выдержать эти мучительные годы ей очень помогло кино. Теперь она выбрала настоящее приключение: брак. Но не абы какой. Она выбрала квартал; она хотела выйти замуж на Аллее.

Мари-Франсуаза ощупала в кармане одолженные ей матерью бусы мелкого жемчуга, которые в спешке не успела надеть на шею.

Поколебалась какое-то время, рассматривая божью коровку из стразов, которую старая гувернантка в последнюю минуту сунула ей в ладонь.

– На счастье, – шепнула мисс Нелл.

Брошка была довольно безвкусной и производила отнюдь не лучшее впечатление. Но Мари-Франсуаза из суеверия все же решила приколоть божью коровку.

«Если он пригласил меня пообедать со своей семьей, – говорила она себе, пока трамвай поворачивал на Ла Канебьер, – то уж наверняка не просто так».

Она прокручивала в памяти фразы, которые Луи де Мондес, глядя вдаль с задумчивостью на челе, сказал ей при их последней встрече, во время группового купания в Эстаке.

Это был пятый или шестой раз, что они виделись. Луи де Мондес сообщил ей о своем великом безразличии ко всему, о своей усталости от слишком многочисленных, слишком легких приключений и о своем тщетном поиске единственной любви, которую – увы! – он так и не повстречал.