Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э.

Разрабатывая положения, высказанные Ю.В. Кухаренко и Д.А. Мачинским, К.В. Каспарова прежде всего занялась уточнением датировки зарубинецкой культуры (табл. I). Привлекая новейшие в европейской науке разработки хронологии латенского периода, она пришла к выводу, что наиболее ранние фибулы в могильниках («расчлененные» и «зарубинецкого типа») могли появиться во второй четверти II в. до н. э., тогда как самые поздние фибулы позднелатенской схемы бытовали не позже середины I в. н. э., что подтверждается и отсутствием в зарубинецких комплексах материалов, характерных для римского времени (римское влияние в восточных районах Польши распространилось, по данным польских исследователей, после 40-х годов нашей эры) (Каспарова К.В.

, 1976б, с. 139; 1981, с. 63). Рассматривая процессы формирования зарубинецкой культуры, К.В. Каспарова видит, помимо явной поморско-подклешевой ее основы, несомненные этнокультурные контакты зарубинецкого населения с Балкано-Карпатским регионом и жившими там кельто-иллирийскими и кельто-дакийскими племенами, что придало зарубинецкой культуре ярко выраженный латенизированный облик. Юго-западными связями она объясняет и распространение фибул с треугольным щитком «зарубинецкого типа», прототипами которых, но ее мнению, были балканские копьевидные фибулы. Наибольшее число связующих черт К.В. Каспарова отмечает между зарубинецкой культурой и культурой Поянешти-Лукашевка, что проявляется в типах керамики, распространении некоторых вариантов фибул («расчлененных» с двумя шариками на конце), поясных крючков, псалий. Формирование культуры Поянешти-Лукашевка она связывает с миграцией в гето-дакийскую среду различных групп населения ясторфской культуры и прежде всего населения ясторфско-поморско-пшеворской губинской группы, что произошло где-то в первой половине II в. до н. э. Данные письменных источников, по мнению К.В. Каспаровой, позволяют относить население, оставившее культуру Поянешти-Лукашевка, к бастарнам — союзу племен со смешанным этническим составом. В свою очередь зарубинецкое население, родственное поянешти-лукашевскому, сформировалось при продвижении кельто-иллирийских и бастарнских племен, смешавшихся с местным населением, сохранявшим традиции лесостепных скифских культур и подгорцевско-милоградское наследие. Немалую роль в этом сложном этническом процессе сыграли, по данным К.В. Каспаровой (1981, с. 57–78), и поморско-подклешевые племена Волыни и Полесья. К.В. Каспарова разработала на основе корреляции фибул и керамики из закрытых комплексов схему периодизации полесской группы зарубинецкой культуры, выделив четыре периода ее существования (табл. I) (

Каспарова К.В.

, 1984, с. 112–116).

Своеобразную точку зрения о создателях зарубинецкой культуры высказал В.В. Седов. Он считает наиболее аргументированной гипотезу о происхождении зарубинецкой культуры от поморской. Затем зарубинецкое население, продвинувшись к северу и востоку по Днепру и Десне, оставило на верхней Оке мощинскую культуру, которая по археологическим особенностям и по распространенной в ее ареале гидронимике принадлежала западнобалтскому населению — голяди (Седов В.В., 1970, с. 40–48). В более поздних работах В.В. Седов несколько изменил свои положения и подчеркнул непосредственное отношение зарубинецкой культуры к славянскому этногенезу и роль местных (милоградских и скифских) традиций в ее формировании. В языковом отношении зарубинецкие племена, по его мнению, принадлежали отдельному диалекту, занимавшему промежуточное положение между славянским языком и очень близкими к нему западнобалтскими говорами. В зависимости от обстоятельств эти племена могли стать и балтами, и славянами. Южная часть зарубинецких племен попала в ареал черняховской культуры и приняла участие в генезисе славянского ядра черняховского населения. В то же время, расселившись по верхнему Днепру и Десне, потомки «зарубинцев» при взаимодействии с местными балтскими племенами создали мощинскую и позднезарубинецкую культуры, а затем памятники типа Тушемли-Банцеровщины-Колочина, не связанные со славянскими культурами VIII–X вв. и принадлежавшие дославянскому, а согласно материалам гидронимики, балтскому населению (Седов В.В., 1979, с. 74–78).