Славянская хроника

Около этого времени в замке Винцебург был убит граф Гереман, муж могущественный, облагавший большими богатствами. И тотчас же между нашим герцогом и маркграфом Адальбертом начались споры из-за его замков и богатств. Чтобы их примирить, король созвал сейм в Марциполисе[557]

городе в Саксонии, и повелел государям торжественно туда явиться. И, отправив посольство, призвал он к себе мятежных королей Дании, чтобы установить между ними при своем посредничестве справедливость.

Тогда Кнут, в третий раз, как сказано выше, изгнанный из Дании, пришел к нашему герцогу, прося его, чтобы он согласился сопровождать его на сейм и оказать ему там поддержку. Короля же Свена сопровождал архиепископ[558]

, имея в своей свите среди многочисленных священников и почтенных мужей также епископа Вицелина.

Этот знаменитый сейм состоялся в Мерзебурге, и здесь государи Дании помирились. Свен был увенчан королевской короной (1152 18 мая)

, остальные признали себя его вассалами. Несогласия же, происходившие между герцогом и маркграфом, он не смог удалить, потому что гордые эти государи мало считались с увещаниями только что избранного короля. Архиепископ убеждал епископа Вицелина принять инвеституру из рук короля, что повлекло бы не выгоды для церкви, а ненависть герцога. Но тот не согласился, полагая, что разожжет этим непримиримый гнев герцога, ибо в этой земле только власть герцога признавалась.

Сейм был распущен. Епископ Вицелин возвратился в свой диоцез и здесь нашел святейшего мужа Тетмара ушедшим из жизни. Конечно, это причинило епископу громадное горе. Ибо этот сладчайший муж, всегда окруженный общим уважением, казалось, не имел никого себе равного в свое время.

Я расскажу вкратце и в общих чертах о его жизни. Еще до зачатия он был явлен своей святой матери, еще в колыбели был посвящен в служители алтаря и, порученный доброму пастырю, как лучший ученик, всегда упорно учился, вплоть до наступления зрелого возраста. Будучи учеником [Вицелина] в Бремене, товарищем его во Франции, он терпеливо нес иго своего наставника, согласно тому, как сказано у Иеремии: «Благо человеку, когда он несет иго в юности своей»[559]. По возвращении домой и с уходом Вицелина, наилучшего наставника, в славянскую землю, он был предоставлен самому себе. Бременцы рассказывали, как он управлял школой в Бремене, как выполнял обязанности декана. Достаточно упомянуть о том, что после его отъезда, как жаловался Бремен, свет этой церкви угас. В стремлении к лучшей жизни перебравшись в Фальдеру, он доставил своим присутствием большую радость Вицелину. Но и у всех других, которые находились в этом уголке ужаса и пустынного безлюдья, с прибытием такого гостя появились как бы новые лица. Спустя несколько лет, когда господь расширил пределы церкви, он был послан в Кузалину, что то же, что и Гагересторп, и это было для жителей нового поселения большим утешением. Ибо к пленным и разоренным он с таким милосердием на помощь приходил, что жертвования, казалось, превышали возможности этого еще молодого храма. Во время молитв и чтения слух его всегда был насторожен, обращен к входу; он слушал, не придет ли нуждающийся, не постучит и не попросит ли. Граф Адольф боялся его, потому что он обличал его проступки и при этом не щадил провинившегося. Жестокость сердца его, которую тот проявлял к епископу, этот достопочтенный пастырь старался смягчить, прикладывая пластыри, но болезнь побеждала все лекарства. Однако, слушая его, граф много [добра] сделал, зная его как мужа справедливого и святого. Когда исполнилось 10 лет жизни его [Тетмара] в этой земле, как раз в то время, когда епископ отсутствовал и находился в Мерзебурге, его постигла болезнь. Когда же братья, собравшись у ложа болящего, старались поддержать в нем надежду на возвращение здоровья, он горячо им возразил: «Не сулите мне, любезные братья, продолжения этой жизни, не угнетайте такими словами дух мой, уставший от странствований и стремящийся в отечество. Вот уже 10 лет прошло с тех пор, как я просил продлить жизнь мою ради этого моего дела, и был услышан. Теперь же, наконец, мне следует молить об отдыхе от трудов моих. И я уверен в постоянном милосердии божьем и надеюсь, что и эта моя просьба не окажется тщетной».

Все увеличивались телесные страдания его, но с ослаблением тела не исчезала душевная бодрость. И исполнилось на нем сказанное у Соломона: «Крепка, как смерть, любовь... реки и ветры не могли ее потушить»[560]. Ибо в умирающем продолжала жить любовь, и она-то и поддерживала в слабеющем теле то душевное расположенно, которое давало братьям в их скорби утешение, в спорных делах наставление, в нравах назидание, а в сердцах друзей как бы запечатлевало последние и незабываемые следы прощания.