Славянские колдуны и ведьмы

Из этих данных следует заключить, что до начала XVIII столетия белое духовенство немного чем превосходило в умственном развитии другие классы общества и разделяло с ними одинаковые предрассудки. Статья о ложных книгах говорит: «Суть же между Божественными писан(ь)ми ложная писания – насеяно от еретик на пакость невежам попом и диаконом: льстивые зборники сельские и худые маноканонцы (номоканонцы) по молитвенником – у сельских, у нерассудных попов, лживые молитвы, врачевал(ь) иые, о трясовицах и о нежитех и о недузех, и грамоты трясавскыя пишут на просфирах[854] и на яблоцех, болезти ради; все убо то невежди деют и держат у себя от отец и прадед, и в том безумии гинут»

[855].

В грамоте на основание Львовского братства (1586) сказано: «…а если бы был который поп чаровник или ворожбит книжный, или ворожку и волшебницу, або чаровницу при церкви держал, или в месте, или в селе, или бы сам до ворожек ходил или кого посылал… оповедати его епископу, да приметь суд по правилом св. отец»[856]

. Здесь, конечно, указаны случаи не только возможные, но и бывалые в жизни. Процессы о вынутых травах, кореньях, заговорных письмах и других волшебных снадобьях составляли в XVII веке весьма обыкновенное явление.

В 1666 году послан был в Кирилло-Белозерский монастырь, на исправление, посадский человек Аничка Громников за то, что учился «заговорным словам» – с целью отомстить недружбу; велено было везти его скованным и бережно, а в монастыре держать под началом до государева указу[857]. В тревожное время восстания Стеньки Разина известны два случая сожжения за чародейство в 1671–1672 годах. Когда Юрий Долгорукий двинулся с войском к Темникову, то жители вышли к нему навстречу с крестами и иконами, молили о прощении и выдали двух попов как главных заводчиков смуты и старицу, которая «войско себе сбирала и с ворами вместе воровала, да с нею же принесли воровские заговорные письма и коренья». Воевода приказал их пытать и огнем жечь, и «вор-старица в расспросе и с пытки сказалась: зовут ее Аленою, родиною-де она города Арзамаса Выездные слободы крестьянская дочь и была замужем тое ж слободы за крестьянином, и как-де муж ее умер – и она постриглась и была во многих местех на воровстве и людей портила; а в нынешнем 1671 году пришел она из Арзамаса в Темников и сбирала с собою на воровство многих людей… и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым и его учила ведовству». Попов повесили, а «вора-старицу за ее воровство и с нею воровские письма и коренья» сожгли в срубе

[858]. Точно так же в Астрахани был заживо сожжен бунтовщик Кормушка Семенов – за то, что у него найдена тетрадка с заговорами[859]

.

В 1674 году в Тотьме сожжена в срубе при многочисленном стечении народа женка Федосья, оговоренная в порче; перед самою казнью она заявила, что никого не портила, а поклепала себя при допросе, не стерпя пытки[860]. Судебный розыск сопровождался в эту эпоху страшными истязаниями; жестокость пыток была такова, что, с одной стороны, она действительно вынуждала обвиняемых к оговариванию себя в небывалых преступлениях, а с другой – заставляла их прибегать к помощи чар и заклятий, дабы тело свое сделать нечувствительным к боли.

Так, в 1648 году устюжанин Ивашка, прозвищем Солдат, когда во время розыска вынули у него из-под пяты какой-то камень, повинился, что сидел с ним в тюрьме разбойник Бубен и учил его ведовству – как от пытки оттерпеться: надо-де наговаривать на воск эти слова: «Небо лубяно и земля лубяна, и как в земле мертвые не слышат ничего, так бы имярек не слыхал жесточи и пытки!»[861]

В разрядной книге 1675 года записаны два кратких известия: одно – о Григории Косагове, на которого духовник его подал извет, будто он держит у себя еретические книги, и по тому извету царь приказал Косагова наслать к патриарху для исследования и очной ставки с обвинителем; другое – о боярине князе Федоре Куракине, которому велено было не съезжать со своего двора до государева указу, – за то, что он держал у себя в доме «ведомую вориху девку Феньку, слепую и ворожею»; самую Феньку вместе с дворовыми людьми Куракина велено было пытать жестокою пыткою комнатным боярам да дьяку тайных дел, и которых людей станет она оговаривать – тем давать с нею очные ставки и пытать их накрепко[862].