Славянский меч

Любиница почувствовала ее близость и подняла голову. Сквозь густые волосы на Аланку глядели испуганные, заплаканные глаза, виднелось бледное лицо, полное тоски. Увидев перед собой женщину, девушка умоляюще заломила руки:

— Спаси меня, верни меня моему несчастному отцу! Боги тебя вознаградят!

Видя несчастную, отчаявшуюся, обезумевшую девушку, Аланка подавила в себе бешеную жажду мщения. Она почувствовала удовлетворение, на губах ее играла довольная улыбка, она с наслаждением глядела на муки той, кому поклялась принести смерть.

— Не плачь, королева! — сказала Аланка, склонившись к девушке. — Твой любимый уехал в Константинополь, и тебе придется побыть одной!

— В Константинополь? Тунюш? О, окажи милость, спаси меня из его рук, иначе я убью себя, прежде чем он вернется.

Эти слова наполнили душу Аланки новой радостью.

«Ха! Она ненавидит его, гнушается им. Это проклятье богов за то, что он оттолкнул меня, единственную, которая любит его! О боги, как вы добры и справедливы!»

Утих в душе Аланки жестокий вихрь, острие, направленное на Любиницу, затупилось, жало потеряло свой яд.

— Что ты говоришь? Великого князя Тунюша, сына Аттилы, ты отталкиваешь от себя?

— Да, да, я не могу его видеть! Дай мне яду! О Морана, избавь меня от этого разбойника! Бесы пусть встанут на его пути, гибель пусть сопровождает его повсюду.

Молниями неслись мысли в голове Аланки. Она позабыла о своем зелье, о своих намерениях, — иная цель засияла перед ней.

— Ты не знаешь меня, — сказала она, присев возле Любиницы. — Я — Аланка, королева гуннов, жена того, кого отравила твоя любовь.

Любиница испуганно привстала, скрестив руки, и поклонилась.

— Королева, да пребудут с тобой боги, владей им, ибо он велик и могуч. Но мое сердце ненавидит его.

Взгляд Аланки впился в бледное лицо девушки. В голове ее созревало новое решение: «Отомстить и ей и ему».

— Аланка спасет тебя! — произнесла она после долгого молчания.

Любиница упала к ногам королевы и обняла ее колени.

Прошло несколько дней. Как-то к вечеру, когда густая пелена тумана окутала дунайскую равнину и заморосил мелкий дождик, по лагерю пронесся крик: «Набег, набег, набег!» Прибежавшие пастухи рассказали, что вархуны угнали стада. В один миг опустел гуннский лагерь. Баламбак устремился в погоню.

«Пусть Любиница уходит сейчас, в туман, — решила Аланка, — на смерть! Я буду чиста перед ним, и сердце мое насладится его печалью!»

Темная ночь окутала лагерь гуннов непроглядной тьмой, кроваво-красными точками мерцало лишь несколько крохотных огоньков. Из шатра Тунюша бесшумно выскользнули две тени и направились в долину, где паслись лошади. Переодетые в отроков, вышли в ночь Аланка и Любиница. В кожаной сумке Любиница несла немного еды. Сердца громко стучали у обеих. Когда они подошли к табуну, Аланка шепотом позвала свою кобылу. Та заржала тихонько, подбежала к хозяйке и, выгнув тонкую шею, роя копытом землю, встала перед ней.

Затем Аланка, шепнув Любинице имя другого коня, смело вошла в середину табуна и стала выкликать его. Высокий стройный скакун поднял голову, чутко прислушиваясь. Аланка сунула руку в сумку и дала ему горсть фиников. Конь, довольный, затряс головой и принял угощение. Девушки проворно оседлали лошадей, натянули поводья и пустились в путь.

Медленно, беззвучно, чтобы не разбудить лагерную стражу, ехали они по мягкой траве. Объезжая холмы, Аланка забирала влево, когда же перед ними в облачной ночи открылась необозримая равнина, а темные контуры гор исчезли, она помчалась вперед. Мокрая земля зачмокала под копытами, кони неслись, словно отражения облаков, поспешно проплывающих под луною. Но вот Аланка остановила кобылу.

— Дальше езжай одна! К утру будешь возле Дуная! Если плота не найдешь, гони коня в воду. Он переплывет.

Любиница подъехала к Аланке, стремена зазвенели, коснувшись друг друга.

— Боги наградят тебя!

Девушка посмотрела в лицо королеве гуннов, и ей показалось, будто в темной ночи на нее смотрят пылающие, как у вурдалака, глаза. Дрожь проняла ее до самого сердца.

— Помни, ты поклялась, — крикнула она. — Если предашь меня, гибель твоему племени!

Аланка повернула кобылу и поскакала обратно. Конь Любиницы пустился за нею следом, и девушке с трудом удалось повернуть его в противоположную сторону. Отъехав подальше, Аланка остановилась, злобный смех вырвался из ее губ; испугавшись, что ее могут услышать, она зажала рот ладонью.

«Гони, гони, мокрая курица! По этой дороге никогда тебе не добраться до Дуная! Не бывать тебе королевой гуннов, станешь наложницей какого-нибудь бродяги авара из Мезии или попадешь на ужин волкам у подножья Гема! Счастливого пути!»

Безудержный смех вновь овладел Аланкой, она опять зажала рот ладонью и тихонько хихикала. Незаметно вернулась она в лагерь и проскользнула в свой шатер. Не раздеваясь, легла на волчью шкуру. Ревнивое сердце упивалось местью.