Управляющим этого, оставшегося до сих пор одним из немногих ещё непроданных спиртоводочных заводов, был всё тот же старый добрый знакомый Маши с Беллой, Степной Александр Иваныч. Этот завод был один из трёх оставшихся ещё у компании в собственности заводов, наиболее близкий к городу, и очень удачно расположенный, рядом со старой дорогой, идущей сквозь засечный лес дальше в низовья Ключёвки.
Место расположения завода на реке Рожайке оказалось вдруг удивительно удобным во всех отношениях, став в какой-то момент деловым и экономическим центром всего куста поселений по долине этой реки. А что более вероятно, высокие и крепкие дубовые стены завода с построенными совсем недавно мощными угловыми каменными башнями, да несколько семей поселившихся поблизости от заводского пруда с рыбой медведей давали окрестному люду спокойствие и уверенность в безопасности. Пусть и относительной, но всё же в других местах было значительно хуже. Потому как, какая могла быть полная безопасность в этом суровом пограничном краю. Подгорные людоеды хоть и были достаточно далеко от стен завода, да всё равно, граница она и есть граница. Здесь всё рядом и здесь всегда что-нибудь да случается. И высокие крепкие стены в таких местах никогда ни для кого лишними не были.
Александр Иваныч Степной всё также не любил рубашки, предпочитая им сразу пиджаки или камзолы на голое тело, и всё так же очень ответственно относился к своему делу. Любил он свой завод до безумия, и оттого проводил в цехах дни и ночи. Он жил заводом. А после того, как во время последнего набега ящеров вся его семья погибла, случайно застигнутая вне стен укрепления, у мужика не осталось в этой потерявшей для него всякий смысл жизни ничего, кроме этого единственного ещё оставшегося ему дела.
Может быть, именно поэтому компания землян до сих пор и не продала этот завод, что там был такой неординарный человек как Степной, столь трепетно относящийся к порученному ему делу. При полном, кстати, равнодушии к тому продукту, что производилось на его оборудовании. И, ещё оттого, наверное, что это был их самый первый, самый удачный и оттого самый любимый для всех завод.
Смерть жены и детей подкосила управляющего, но Александр Иваныч не запил. На удивление всем Степной оказался крепким уравновешенным человеком, которого даже таким горем было не сломать.
Степной замкнулся в себе и теперь внешне это был угрюмый, молчаливый, неулыбающийся человек, расшевелить которого, казалось бы, было уже невозможно. Ан, нет. Стоило лишь коляске Маши с Беллой появиться во дворе крепости-завода, и тихо шурша узкими полозьями по свежевыпавшему с утра бархатному снежку подкатить к высокому парадному крыльцу его дома, как управляющий мигом нарисовался рядом с ними. И словно после последней их встречи и не прошло Бог знает сколько времени, с радостной улыбкой на лице Степной встречал дорогих гостей.
— Госпожа Белла, госпожа Маша, — удивительно тихим, но от того не менее радостным голосом поприветствовал он ранних гостей.
Колобком скатившись с высокого крыльца своего терема, Степной бестолково засуетился возле их коляски, всячески выказывая обеим женщинам нечаянную радость от долгожданной встречи.
— Не ожидал, сударыни. Честно скажу, не ожидал. Хоть весточка ещё вчера и прилетела с голубем, что вас следует ждать прямо с рассветом, а я всё ж не поверил. Честно признаюсь, не поверил. Каюсь-каюсь-каюсь.
Ну, кто же встаёт так рано спозаранку и едет в такую даль? Нехорошо же это, барышни, нехорошо. Особенно в вашем положении, — осуждающе покачал он головой, бросив сердитый взгляд на Беллу с Машей. — Вам обеим рожать скоро, а вы по дальним заводам шляетесь. Да ещё по таким беспокойным как наш. Тут же ящер под боком шляется, опасно.
Непорядок это, — снова осуждающе покачал он головой. — И куда только мужья ваши смотрят.
Ну, с Сидором то всё понятно. Он вообще мужик бестолковый и в женщинах ни бельмеса не понимает, а сейчас к тому же ещё и в Приморье зачем-то усвистел, непоседа, — сердито выговаривал своё недовольство Степной. — Но вы то, Марья Ивановна, вы то? Куда смотрит Корней? Как он позволяет вам сюда ездить. Одной, без сопровождения повитухи. Нехорошо это, Марья Ивановна, нехорошо. И вам, Белла, это тоже крайне не хорошо. Это просто опасно. Вот как родите в дороге и что? Кто поможет? Охрана? Эти лбы сопливые?!
— Не ругайся Степаныч, — слабо улыбнулась Белла. — Ну, извини что так получилось. Дела. И мы тоже безумно рады тебя видеть. А погнало нас в дорогу крайне важное дело.
— Понимаю, — сразу сник Степной, — понимаю, — как-то тяжело и обречённо проговорил он. — Будете смотреть завод. Прикажите готовить к продаже.
Понимаю, — совсем поникнув, беззвучно что-то пробормотал он. — Пришёл и мой черёд. Зерна своего нет, практически уж под чистую осенние остатки выгребли. Так и не собрались увеличить свою запашку до потребного клина, вот тебе и результат. А недостачу до нормы местные поставщики уже не покрывают. Не хотят. Старые договора кончились, а новых заключать не хотят. Им, мол, и самим теперь мало.