— Никак, — пожал плечами Степной. — Никак не называются, потому что их нет. Каждый кузнец всё делает сам. От и до. Потому так долго всё и тянется. А на сторону какую-либо часть одного изделия не закажет. Такое пришлют! — в демонстративном ужасе Степной схватился за голову. — Сколько наш Лёшка ни бьётся над стандартизацией среди кузнецов, а всё одно — бестолку. Не слушают. Каждый лепит своё, кто как на душу положит. Вот отсюда и проблемы, и срыв сроков. А не от какой-то нехватки листового железа или какой-то редкой марки металла. Всё то у них есть. Только жадные. Боятся денег за заказ лишиться и отдать куда-то на сторону. Всё сами и сами. Работы нет, вот и держатся за неё.
— Ладно, — зловеще обещающим голосом отозвалась Маша на слова управляющего. — Значит, бедный наш Лёшенька бьётся-бьётся, аки рыба об лёд, внедряя среди этих охламонов единую систему мер и весов, а этим бугаям всё пофигу. Ну-ну. Огорчу. Нет, точно огорчу я эту Курицу. Он у меня узнает, что метрическая система — самая лучшая в мире и даже на этой планете имеет место быть. Не хочет по хорошему, будем по плохому.
Ну что? — бросила она взгляд на молчаливо стоящую рядом Беллу, с задумчиво оценивающим взглядом осматривающую стройку у себя под ногами. — Всё осмотрели? Хватит мёрзнуть? Тогда пошли обратно в контору? Вроде бы всё ясно, можно и обратно отправляться.
— Да! — решительно кивнула Белла. — Всё идёт своим чередом. Главное я выяснила. Сушильня работает.
— Причём здесь сушильня, — растерялась Маша. — Это ты про что?
Что-то опять пошло не так. Она уже ничего не понимала из того что вокруг происходило. Казалось, только-только разобралась, а тут нате вам, ещё одно дело о котором она явно чего-то не знает.
— Так причём здесь этот крематорий с длинной трубой? — сухо полюбопытствовала она.
— А-а-а, — покосилась на неё Белла. — Ты ж ничего не знаешь. В общем, дело вот в чём. Наши парни…, — запнулась Белла.
Бросив короткий, сердитый взгляд на управляющего, физиономия которого мгновенно приобрели невинно созерцательный вид, уставившись куда-то в небо, Белла с тяжёлым вздохом продолжила.
— Ночная смена вот этого вот деятеля, — сердито кивнула она на совсем смутившегося Степного. — Уж не знаю кто там у него отличился, кто именно, да это сейчас и неважно, — махнула она рукой. — Видать, надышались ночью винных паров в цеху…, или ещё чего, — подбавила она угрозы в голосе, снова грозно глянув на управляющего. — К примеру, приняли на грудь по несколько капель орехового нектара. Уж не знаю, где они его тут добыли. Сейчас это тоже неважно.
Одним словом, пьяная ночная смена вместо хорошего зерна из заводского хранилища, отгрузила на корм нашим пленным ящерам несколько возов «пьяного зерна» из цеха переработки. Тот, что шёл в дальнейшую переработку на корм скоту. То есть того перебродившего продукта, что остаётся в бродильных чанах после переработки зерна на спирт. И со спокойной совестью отправила часть его на литейный, к Лёшке, на корм пленным ящерам, которые у него там чего-то копают, а часть отправили на корм легионеров к нашим имперцам в город.
Ну, те, в городе которые, посмотрели какое им дерьмо вонючее прислали и, не долго думая, или, наоборот, от большого ума, наверное, сами жрать это дерьмо не стали и сплавили пьяное зерно новеньким. Тем кого набрали в легион из числа пленных подгорных людоедов, перешедших на их сторону во время нападения прошлой осенью на шахты.
И пипец, мы попали, — сердито буркнула Белла. — Теперь ничего иного те не желают больше жрать. Понравилось. Одновременно и выпивка, и закуска. А какие-то дрожжевые грибки или плесень, что заводятся в том зерне, вызывают у подгорных ящеров состояние лёгкой эйфории и радостного возбуждения. Чистый лёгкий наркотик для них оказался, от которого они теперь не желают отказываться.
И пока имперцы схаванулись, те успели на него изрядно подсесть.
Теперь, Ли Дуг, с остальным своим клановым руководством в бешенстве. Требует от нас: «Раз уж вы приучили это быдло к наркотику, так теперь сами его и кормите, за свой счёт. Или забирайте к себе обратно этих наркоманов, куда угодно, и делайте с ним всё что пожелаете». Мол, теперь без ежедневной пайки из горсти пьяного зерна, бывшие подгорные людоеды отказываются что-либо делать вообще. И раньше то были с этим проблемы, а теперь вообще тупые стали как пробка. Словно какой-то выключатель у них в мозгах щёлкнул. И о воинской учёбе теперь вообще речи не идёт.
Точнее, как считает Ли Дуг, подгорные изображают из себя что стали тупые, а на самом деле резко поумнели. Одним словом, подгорные забили на учёбу большой болт и если что и делают, так лишь маршируют с песнями по полигону, да чучела своими дубинами шерстят, отрабатывая удары: дубиной, мечом или копьём. Огнестрельное оружие наши имперцы им не доверяют.
— Перцы — имперцы, имперцы — перцы. — негромко пробормотала Маша себе под нос местную детскую считалку. — Да тебя, милок, не ругать надо, тебя наградить мало. Орденом сутулого, — сердито бросила она сердитый взгляд на изображавшего из себя невинную овечку Степного.