Славный город Старый Ключ

Толстая, массивная дверь тюремного каземата недовольно скрипнула давно не смазываемыми, проржавевшими петлями, и в широко распахнувшуюся дверь не вошёл, а буквально ввалился среднего роста, крепкий, хорошо одетый мужик.

— Ну! Где тут дебошир, тунеядец и фулюган? — радостно заорал вошедший, высоко подымая над головой мощный бензиновый фонарь и ярко освещая мрачные тёмные стены старого каземата. — Где тот мерзавец, что посмел уничтожить с таким трудом построенную всем городом на общественные деньги стратегически важную дорогу? Где он тут есть, диверсант и вредитель?

Где этот Димон, прозванный Счастливчик, которому больше бы подошла кликуха — «Провокатор», который вверг нас в очередной разорительный проект, теперь уже по восстановлению порушенного былого великолепия.

Это я про дорогу говорю, если кое-кто ещё ничего не понял, — негромко рассмеялся вошедший.

— Явился. Где тебя только черти столько времени носили? — раздался из дальнего угла недовольный хриплый бас. — Я тут сижу-сижу, точнее, лежу-лежу, а тебя всё нет и нет. Безобразие.

Свет прикрути, глаза режет, — донёсся оттуда же из угла тягучий ленивый зевок.

Что у тебя за дурная привычка, Сидор, являться ни свет, ни заря. Спать не даёшь, да ещё и светишь тут…

А если б у меня тут была женщина? Что тогда?

— Народ в поле, — весело расхохотался вошедший. — В отличие, кстати, от тебя. Это ты у нас отпускник, который день уже ленишься и от работы отлыниваешь. А девочки твои вкалывают с самого раннего утра, как положено. У Беллы не забалуешь.

— Имею право-о-а, — смачный ленивый зевок донёсся из угла. — Я этот, как его, добытчик. Во!

Пройдя к стоящему посреди каземата широкому массивному столу, Сидор поставил на него свой фонарь, и, ногой подтянув поближе стоявшую чуть в стороне табуретку, устало присел, оперевшись локтями на стол.

Нависающие над головой, давящие потолки старого каземата, без окон, с одной лишь небольшой вентиляционной дыркой в потолке, куда и худая кошка не смогла бы пролезть, производили гнетущее тяжёлое впечатление, впрочем, полностью смазанное счастливой улыбкой на пол лица вошедшего.

— Устал как собака, — пожаловался он. — Не поверишь, как вернулись из-под Сатино-Татарское, так ни одной ночи нормально не спал. То одно, то другое, то третье. Одни только разборки с желавшими поживиться вашим обозом чего стоили, — усмехнулся Сидор.

— И как? — равнодушно зевнул Димон. — Разобрался?

— Да какое там, — махнул рукой Сидор. — Шмотки то, что в неразберихе после твоего возвращения порастащили — все вернули, а вот с завидущими глазами не знаю, что и делать. Ты то со своими в тюрьме отсыпались, а Машке с Беллой настоящую битву за урожай пришлось тут выдержать, пока мы с Корнеем из под Сатино не вернулись.

Лишь тогда местная публика поуспокоилась. А то чуть было танк твой у нас не утащили. У местного Совета чуть крышу не снесло от одного его вида. Народу понагнали, жуть просто. Ну и вытащили из грязюки, куда ты его засадил. А потом в город притащили, наверное похвастаться, и на площади перед зданием Управы поставили.

Так не поверишь, с самых дальних хуторов народ приезжал полюбоваться на это чудовище. Ты не представляешь, чего мне стоило вытребовать его обратно. Ну, ничего люди не понимают, — с сожалением покачал он головой. — Что ни говори, а так и норовят лапу в чужой карман запустить.

Ей Богу Димон, если б мы с Корнеем не успели вовремя вернуться из-под Сатино, со всеми своими охранниками и обозниками, который нынче в городе иначе как отморозками и не называют, неизвестно ещё как бы тут без нас наши женщины и бодались бы с местными властями.

Еле отбились. Устал, как собака. Ей, Богу, в тылу у ящеров было легче, чем ругаться с этим Советом.

Ты себе даже не представляешь, Димон, как я тебе с ребятами сейчас завидую, — снова зевнул Сидор. — Я там верчусь как белка в колесе, а вы тут отсыпаетесь. Мне б сейчас тож, минуток шестьсот надавить на массу, отоспаться всласть. А нельзя. Ты с этой дорогой такое болото всколыхнул, такие газы болотные, сероводородные поднял, мама дорогая. Думал, всё уже, кончать нас будут со всеми нашими броневиками, мортирами, амазонками, ящерами и всем прочим. Ужас!

Про то, что перед этим ограбят всё нажитое непосильным трудом, я уж и не думал, живым бы из этой передряги выбраться.

Ан, нет, пронесло, — расхохотался внезапно он. — Сцепились кобели между собой, и всем им резко стало не до зайца-побегайца. То есть не до нас с тобой.

И это есть хорошо.

Как хорошо и то, что ты уничтожил это фальшивое великолепие, с которым как курица с яйцом носились наши городские власти. Дорожный трест рухнул. Ура!

Это я опять про дорогу, — устало зевнув, уточнил Сидор.

— Что-о-о-о? — сладко зевнул в ответ и Димон. — Это говно, что тут же расползается под гусеницами моего единственного и любимого трактора, не говоря уж про простую гружёную телегу, ты называешь «Великолепие»?

О! Мысль! — обрадовался Димон. — Я теперь мой любимый трактор так и назову — «Великолепие», вместо «Сталинец С-65»! А чё? Клёво! И главное — коротко! Будет он теперь у меня зваться — «Манифик»!