Иванов с уверенностью очень осведомленного человека продолжал историю, но Майгатов его почти и не слышал. Он уже и без подробностей мог представить дальнейшее: появление на горизонте "Альбатроса", хоть и небольшого, но все же шарового цвета, военного борта, что вызвало, скорее всего, испуг у Крутых, паническое пленение экипажа "Ирши" - чтоб убрать свидетелей, - их погрузку на яхту, радиста... ну, конечно... погибшего радиста за борт... бегство прочь от "Ирши". Но ведь они теряли так наркотики, теряли прибыль? Или жизнь все-таки дороже прибыли? Наверное, в этом бегстве было больше итальянской эмоциональности,чем русской бесшабашности. Значит, правят у Крутых в их "кооперативе" итальянцы, а не наши. Или он что-то не додумал в этой сцене спешного покидания "Ирши"? Ну ладно, удрали - это раз. Возможно, он видел именно эту яхту на горизонте это два. Выкрали его с "Альбатроса" - это три. Но для чего выкрали? Узнать схему трюмов, как хотел тот козел с бородавкой на лбу? И зачем узнавать, если они и без того все-таки напали?
- Извините, - прервал плавную речь Иванова смущенный Майгатов, - вы сказали, что эти... ну, Крутые... когда напали на "Альбатрос", то сумели высадиться на борт к нам. Они что-нибудь предпринимали или, убив Абунина и испугавшись Бурыги, драпанули?
- А я разве не говорил? - удивленно нахмурился тот.
- В общих чертах...
Усилие исказило круглое, если не сказать даже, смешное, если не знать, что перед тобой капитан ФСК, лицо Иванова. Вопрос Майгатова сбил его с ритма, и он, враз забыв то, о чем рассказывал только что, начал припоминать блокнотные записи по "Альбатросу".
- Абунин... Абунин... А-а, они убили его еще до швартовки с вашим кораблем. Потом - абордаж... Прямо как у настоящих флибустьеров. Потом... А-а, у них какой-то огромный охранник в маске... ну вообще-то они все в масках... пробежал в конец корабля...
- На ют, - поправил Майгатов.
- Ну да, на ют... И стал перебрасывать мешки с юта на яхту.
- А коробки он не трогал? Там были еще коробки...
- Я видел. Нет, коробки их почему-то не заинтересовали.
- Бандит с юта... он, вы сказали, был такой крупный...
- Даже чересчур, судя по рассказам...
- Мне все ясно, - теперь уже вскочил Майгатов и, даже не заметив, была ли боль в боку, пробежался к окну и обратно. - Вот зачем им нужна была схема трюмов.
- Зачем? - с удивлением обнаружил прореху в уже сотканном полотне событий Иванов.
Под окном громко завелся двигатель машины. Чьи-то голоса вплелись в его монотонное рычание. Громко хлопнула дверь, и под вонючий выхлоп, добивший до второго этажа, до их комнаты, машина зашуршала по песку и битым кирпичам.
Майгатов поморщился от противного, муторного запаха и продолжил:
- Они решили, что мы успели до потопления "Ирши" перегрузить мешки из ее трюмов к себе на борт. А поскольку на юте лежало мало мешков, они вообразили, что остальные - в трюмах. Вот для чего им нужна была схема. И вот почему я здесь, - даже как-то обрадовался своему открытию Майгатов.
Оно ничуть не облегчало его судьбу и его болезнь, но снимало один маленький, ощутимый грузик с души.
- Возможно, - все-таки оставил немного места для сомнения Иванов, с удивлением наблюдавший, как густо покраснел, пока говорил, еще недавно такой мертвенно бледный Майгатов.
- Не возможно, а точно!
- Это могли бы на сто процентов подтвердить лишь Крутые, - вслух подумал Иванов. - Но гигант лежит где-то на дне Красного моря и кормит собою рыбок.
"Еще одна кровь," - подумал уже про себя Майгатов, впервые услышавший о гибели грузина. На дне души качнулась жалость к нему. Она не была такой сильной, такой подступающей горьким комком к горлу, как печаль об Абунине. Это была просто жалость к человеку, который, наверное, считал, что живет единственно верно, раз "зарабатывает" так много, и так и не понял, что он упустил, если бы жил иначе.
- Да и остальные уже на небесах.
- Каких... небесах? - не понял Майгатов, который уже начинал путаться в образных рядах контрразведчика.
- Самых обыкновенных. Взорвали мы яхту.
Новость оглушила Майгатова. Иванов немного помолчал, ожидая вопросов, но их не было, и он сам, в подробностях, рассказал об Али, о трассерах Перепаденко и о тех обгорелых обломках, что они вылавливали потом больше часа, так и не найдя ничего больше, кроме этих обломков.
Выговорившись, помолчал. Майгатов думал о чем-то своем.
- У меня к тебе просьба, - нагнулся за тумбочку Иванов, и Майгатов впервые с удивлением обнаружил, что там стоит кейс-дипломат. - Опиши страницах на пяти-семи все, что с тобой произошло. Плен. Кого видел. Побег. Особенно внимательно - внешности тех, кого видел. Про этого, с бородавкой, отдельно, в конце. Постарайся создать его фоторобот. А ты, часом, рисовать не умеешь?
- Нет. Умел бы, в офицеры б не пошел.
- Я бы тоже. Ну ладно. Хоть как можешь накалякай. Хоть примерно. Все равно главное - словесный портрет.
Положил на тумбочку стопку ослепительно белоснежной финской бумаги и ручку.
- Трудись, летописец. А я пока по больнице пройдусь. Посмотрю, ради чего наши врачи тут за эти копейки корячатся...