След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)

- Ни приче-о-ом, - передразнил Бурыга, посмотрел на сомкнутые щелями и оттого совсем не видимые глаза Кима и вернулся к своему креслу, которое тут же застонало и заныло под его необъятной фигурой, с которой запросто в Японии можно было выиграть чемпионат по борьбе сумо, а если и не выиграть, то получить первый приз за необъятность. Из кресла огрызнулся: - Пинкертоны хреновы. Не забудьте хоть печати на бумажках проставить. Без печатей с ними только в туалет можно сходить, а не протест заявить.

Анфимов взвесил на ладони папку, в которой лежало такое горькое, такое тяжелое прошлое, и, словно обессилев от ее страшного веса, вдруг резко протянул папку Киму.

- Положи у меня в каюте. Вместе с фотографиями. Все равно еще мне нужно объяснительную записку составить...

- Бачковым накрыть столы! - уже бодрее вогнал голос в корабельные динамики Кравчук. Пауза между командами была слишком мала, чтобы заснуть, и горло после нескольких глотков избавилось от противной шершавинки.

- В это бы пузо да пять-шесть арбузов, - ласково погладил себя по животу Бурыга. - А дадут перловку в столовке, чтоб не качалась головка...

- С-суки! - прохрипел на светло-желтую,

чистенькую-чистенькую переборку Анфимов.

Все находящиеся в рубке обернулись на звук, но увидели только огненно-рыжий затылок командира, прилипшего лбом к засаленному дерматину ограничителя на бинокуляре. Побелевшие пальцы Анфимова чуть дернули стальные, в насечках крест-накрест, трубы-крылья.

- С-суки! Бачковым - отбой! Боевая тревога!

Кравчук непонимающе, по-коровьи посмотрел на Бурыгу, но тот знал не больше его. Как старший на борту, он обязан был дать разрешение Анфимову на команду, но ярость, исходящая от его затылка, мешала соблюдению субординаций.

- Я что сказал?! - вырвал из бинокуляра разъяренное лицо Анфимов, на котором ограничитель оставил еще одну глубокую морщину.

- Е... есть, тащ к-дир, - похватал Кравчук пальцами воздух, пока, наконец, не сорвал скользкий эбонитовый рожок. Отбил звонками нечто похожее на "Спартак" - чемпион!", потом воткнул длинный, пронизывающий корабль с носа в корму и назад, непрерывный сигнал и, только когда услышал, как ожил, забухал дверями, люками и клинкетами вздрогнувший "Альбатрос", добавил голосом то, что и так уже было ясно любому матросу без слов: - Боевая тревога!

- Смотрите! - чуть ли не подтолкнул Анфимов пригнувшегося Бурыгу к бинокуляру. - Ну!

- Они, что ли?

- Точно: белый борт, флаг, проект... Ну, суки, в порошок сотру, на молекулы разложу! Полн-ный вперед! - и шагнул к Кравчуку, чтобы тот быстрее вогнал ручки машинного телеграфа на самое дальнее по полукругу деление.

"Альбатрос" дрогнул, напрягся стальными мышцами и, разгоняясь по штилевой пленке, пошел, пошел, отваливая белую, в густой пене, волну.

- Здесь - нейтральные воды, - то ли спросил, то ли напомнил Кравчук.

- А нападали они что: в своих?! - чуть ли не сбил его окриком Анфимов.

Кравчук непроизвольно отшагнул, боком ударился о деревянный ограничитель для матроса-рулевого. За многие годы корабельной службы он разучился удивляться, но сейчас, глядя на страшное, с дрожащими губами, с расширившимися, ничего не видящими вблизи себя глазами лицо командира, он испытал нечто похожее на удивление. На минуту ему показалось, что Анфимов настолько сильно наполнился гневом, что стал похож на Бурыгу. Нет, не просто похож, а будто бы десяток бурыг одновременно вселилось в него.

- Право руля! - в бешенстве крикнул Анфимов рулевому.

Тот оттолкнулся спиной от ограничителя, замер в столбняке и начал подворачивать вправо махонький, размером с крышку от майонезной банки, штурвальчик, одновременно думая о том, почему на его прежнем корабле, морском тральщике, командир говорил не "Право руля", а "Право на борт" и какая в этом разница, если можно вообще ограничиться приказом "Вправо!"

Бурыга спиной почувствовал, что его сейчас просто отшвырнут от бинокуляра, и шагнул назад, к креслу, по-стариковски кряхтя залез в него и замер, будто бы исчез из рубки.

Глаза Анфимова нырнули в синеву окуляров, вцепились в белый кусок рафинада - яхта, лениво плетущаяся рядом с оживленным фарватером яхта. От налетов, что ли, устали, сволочи? Или того амбала, что положил в водичку Бурыга, поминают? А, может, сахар из мешков жрут?

- Ким? - щелчком тумблера связался с командиром артиллерийской боевой части. - Сейчас будешь работать кормовыми стволами. - Представил, как сузились и без того узкие корейские глаза старлея. - Что? Суда вокруг? Я скажу, когда долбить будем. Нет, не здесь. Мы его отгоним мористее. Что? Конечно. "Тридцатку" тоже в готовности держать...

Что с "рафинадом"? Лежит, не тает. Конечно, думают, попиратствовали и кайф. Русские не тронут. Русские - лопухи. Они в цивилизацию "входить" собрались, а в цивилизации сначала переговоры, договоры, переливания из пустого в порожнее. А может, переехать их форштевнем, как кусок масла ножом?..

- О! Заметили, падлы! - поймал на мостике яхты знакомый кепи с метровым козырьком. - Отворачивают.