След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)

- А ну иди сюда! - криком вытянул его с трапа в рубку Бурыга. - Ты поч-чему харю, мерзавец, не бреешь, а? А это что?! - с хряском отодрал по старому, миллион раз виденному им надрезу, синий воротник с гарсонской куртки, сделанной, в свою очередь, с белой матросской форменки. - Ходишь бомжом по кораблю. Скоро тебе матросы милостыню подавать начнут. А это что за кеды? Кто тебе разрешил в этом гавне ходить? У тебя там скоро не то что грибок будет, а крокодилы заведутся! Распустил вас всех Анфимов, распустил, демократ лажевый!

- Так ведь стынет, тов-варищ капитан второго ранга, - напомнил ошарашенный гарсон, который всегда считал, что комбриг его любит.

- Что стынет? Пойло твое? Всякой дрянью кормишь! Небось, хочешь, чтоб у комбрига опять язва открылась? Да?! - ожег лицо гарсона густым чесночным духом.

- У меня сало есть, - с испугу выдал самую сокровенную тайну.

Бурыга сочно сглотнул.

- С прорезью?

- С двумя, товарищ капитан второго ранга. Мама из дому прислала. Перед самым уходом из Севастополя получил...

- Свое? Домашнее?

- Так точно. Свое.

- А шкурка подкопченая?

- Подкопченая.

- Соломой?

- Так точно - соломой...

Бурыге вспомнилось, что в шкафчике, на полке, в санинструкторской склянке еще томятся заначеные пятьдесят граммов прозрачного спирта. А у гарсона явно есть луковица. И даже несмотря на то, что нет, ну вот просто нет на борту черного хлеба, а только белые проспиртованные и от того горьковато-сладкие батоны, все равно мир стал иным. В рубке как бы посвежело. Солнечный свет стал мягче, нежнее. Корабельные звуки - тише, плавнее.

- Ты это... принеси мне сало в каюту, - мягко взял гарсона под локоток. - И пару луковиц не забудь. Ну и хлебца, - и повел вниз, что-то еще говоря мягко, вкрадчиво, будто теперь уже и не он начальник у гарсона, а тот - у него.

Кравчук не слышал не только этих слов, но и вообще всего диалога. Широко расставив ноги и невидящими глазами впившись в стоящую у стальной палки флагштока на носу щупленькую синюю фигурку Анфимова, перекрикивающего полсотни метров, отделяющих его от яхты, он спал глубочайшим черным сном. И спать ему оставалось еще целых две минуты семь секунд - ровно то время, пока он не озвучит ближайший приказ:"Команде - ужинать!"

6

Следователь был явно из неврастеников. То ли с личной жизнью у него что-то не складывалось, то ли на хватало сил тащить службу "без выходных и проходных", то ли вообще он таким родился, но только на любое событие, слово, действие он выхлестывал в ответ столько нервной энергии, столько недовольства и желчи, что их хватило бы на сотню пациентов неврологического отделения любой психбольницы. Он и тогда, в "Молодежной", вел себя так, словно его кровно обидели, оторвав от чего-то важного, глобального, великого ради такого пустяка, как заурядное гостиничное убийство. С капитанами-эфэсковцами грубил и чуть ли не сделал вывод, что они соучастники убийства, потому как отвезли бы в любую другую гостиницу, а не эту, расположенную на его территории, и ничего, может быть, и не произошло. Дежурную по этажу обозвал стервой, что, возможно, было недалеко от истины, но ведь не всегда же человеку нужно прямо в глаза говорить то, что о нем думаешь. Судмедэксперта заставлял все делать в таком темпе, что это иногда походило на убыстренные кадры из фильмов Чарли Чаплина. Понятых вообще терпел лишь до той поры, пока они считались понятыми, а потом выгнал их, не удосужившись хотя бы поблагодарить за то, что люди сидели полчаса рядом с трупом, с лужей крови, с пистолетом, небрежно брошенным в эту лужу.

Вот и теперь в своем кабинете он даже не пытался скрыть явного неудовольствия от вида пришедшего к нему Иванова. На землистом хмуром лице, на впившихся друг в друга сухих губах, на вспухающих орехах желваков лежало такое раздражение, что оно просто не могло не хлестануть по Иванову.

- Я же сказал: будет что-то - позвоню. А ты взял и приперся.

Иванов уже знал, что следователь, нагрянувший тогда в номер по гражданке, - старший лейтенант милиции, и, в принципе, не должен был так нагло себя вести со старшим по званию, тем более с эфэсковцем, но времена сейчас были не те, когда от одного имени КГБ менты вскакивали по стойке "смирно", да и вообще какая-то отграниченность, какой-то барьер, существовавший всегда и существующий сейчас между ФСК, МВД, погранцами и армией, не давали возможности ставить знак равенства между званиями. У тех же эмвэдэшников можно было найти пятидесятилетнего старлея-участкового, а в армии в таком же возрасте - уже генерала. Поэтому Иванов решил не уподобляться белогвардейцу из "Белого солнца пустыни", заоравшего на пьяного таможенника:"Встать, когда с вами разговаривает подпоручик!" Он просто как можно спокойнее спросил о главном:

- А что дежурная по этажу? Неужели ничего подозрительного не заметила?

Следователь уколол холодным змеиным взглядом.