След чудовища

— Рубить лес из нужды можно, но пора перестать истреблять его. Все русские леса трещат от топоров, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи!..

Раздвинув еловые лапы, мы сунулись на голос. По заснеженной поляне прохаживался человек в пальто с шалевым воротником.

— Лесов все меньше и меньше, — вещал он, — реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее!..

— Голуба! — Варсонофьич, не выдержав, кинулся к говорившему. — Дай расцелую, разумник ты наш!..

— Стоп! — загремел кто-то с небес трагическим тенором. — Марина, я ясе просил держать массовку в узде!

Наперерез Варсонофьичу метнулась антрацитная брюнетка з длиннополом кожухе, расшитом райскими птицами. Лихим наметом настигнув дедка, она опрокинула его в снег.

— Бороду долой! Фамилию узнать! — заливался небесный тенор.

Антрацитная Марина рванула Варсонофьича за бороду. Дедок заверещал стреляным зайцем. Но тут операторский кран подал на землю небесного тенора, чьи дерзкие усы и вельветовая кепочка-плевок выдавали профессию кинорежиссера. Из кустов повалил киношный люд. Инцидент выдохся.

— Ну, баба-зверь! — с благоговейным страхом сказал дедок, плюясь снегом. — Это сколько же тебе платят за такую овчарочью службу?

— Какое полотно лудите, шеф? — Квант по-свойски напер на режиссера. — Случайно не в жанре мюзикла? А то есть несколько песенок в духе раннего Окуджавы. Будем знакомы: Квант Михайлов. Эти со мной.

— Весьма… — сказал режиссер, ничуть не интересуясь. — А мюзикл — увы — нет! Снимаю чеховского «Лешего». Внимание на площадке! Сразу еще дублик, пока не остыли! Марина, артисту Перелоеву коньяку.

— Коньяк кончился, — отозвалась антрацитная Марина.

— Тогда и съемка окончена! — вспылил режиссер и повернулся к нам. — Это и есть наше кино! Вот о чем в «Крокодиле» писать надо! На Чехова и коньяку нет! Бред собачий!

— Вот уж верно: шелк не рвется, булат не сечется, красно золото не ржавеет, — встрял Варсонофьич. — Я это к тому, что Антон Павлович чуть не сто лет назад этакие слова про лес написал, а глядел в нынешний день как в воду!

— Это есть очень понятно, — сказала подошедшая Ыйна, дернув плечиком. — Классик!..

Режиссер мотнулся в сторону Ыйны и откровенно напрягся:

— Эта девушка с вами? Марина, возьмите у нее телефон. Черт знает как смотрибельна!

— Пошли отсюда, мужики! — сказал сразу помрачневший Квант. — Где кино снималось, там былинка не растет. Где уж ископаемой твари выжить?

Смеркалось.

В ЗАСАДЕ

Наша трехдневная засада не дала никаких ощутимых плодов, креме симптомов острого респираторного заболевания да занудной песенки о девушке с янтарного побережья, сочиненной Квантом с явным намеком на Ыйну.

— А вы примечайте, что за лес окрест, — сказал Варсонофьич, возомнивший своя начальником поел» исчезновения Семужного. — Половина дерез цела, а половина будто выкушена. Чуете, чем пахнет? Весной! А весной любое чудовище, ежели оно самец, что затевает? Брачные игры! Из него природная сила прет. Оно себе соперника шукает, чтобы рога ему поломать. А поскольку наша зверюка — уникум, то и соперника ему нет. Вот тут оно с досады и землю жрет и стволы через себя кидает. Только от него такая порча здешнему лесу вышла. Тут нам его и стеречь!

— Это жизнь! — вздохнул Квант, глядя в костер. — Утки все парами, и даже ископаемой нечисти нужна подруга!

— Это есть типичный мужской разговор! — дернула плечиком Ыйна. — На такой разговор мое воспитание закрывает мне уши. Ах!

Рядом затрещали кусты. Кого-то несло на огонь костра.

— Я сейчас покажу ему брачные игры! — шепнула Ыйна, нацеливая в темноту вороненый ствол своего пистолета.

— Погоди! — скомандовал Варсонофьич. — Кажись, не оно! Кажись, это хозяин леса — медведь. Его лаской брать надо. Михаил Иванович, это ты?

Неясный силуэт двинулся к костру.

ХОЗЯИН ЛЕСА

— Я не Михаил Иванович, а Петр Федорович! — сказал неясный силуэт, становясь ясным. — Почему костер жжете? Документы!

И все же пришельца можно было величать хозяином леса, поскольку справляет он в Ленинградской области должность главного лесничего. Однако новый знакомец не клюнул на лестное прозвище. И вот почему.

— Кроме нас, работников Минлесхоза, — поведал он, — хозяев леса еще видимо-невидимо. И каждый пользует «свой» лес, как ему вздумается. Кто рубит почем зря, в деньгу превращает. Кто — наоборот.

— Это кик же так? — зашумели мы, успевшие загодя почитать кое какие документы. — Ведь года два назад было решение бюро обкома о передаче всех лесов Мпнлесхозу!

— Было, — кивнул наш собеседник, — только осело это мудрое решение где-то в облисполкоме. Да что наши «хозяева»! В ленинградских лесах трудятся, кроме местных, уйма приезжих заготовителей. А у нас с ними разная психология. Дали они сегодня лишний кубометр деловой древесины — завтра уже герои! Мы же пока тот кубометр заново вырастим, — сто лет пройдет!