След добра хочу оставить

Прошла и села у окна, и замер зал.Прошёл Пилат… Прошёл Христос… Прошёл Иуда…Я с чашкой кофе через столик замерзал —Из-под ресниц ни взгляда на мужскую стать и удаль.Вспорхнули только раз: на профиль Сирано —Красавиц чаще поражает лишь уродство,А дождь хлестал, и в мире было сыро, ноВ кафе уютно пахло кофе, мраком и банкротствомИдей великих, чем кормили нас века.Кальян дымился ароматом тайны секса.

Ни дуновенья творчества, ни ветерка —Лишь властно жили и вовсю работали рефлексы.Мужчины ждали, что заявится сам Вакх,Все дамы предвкушали появленье Зевса:Тем без вина и жизнь – не жизнь, а полный швах,А дамы ждали воплощенья мифов Зевса в сексе.Одна коровой[4] жаждала познать оргазм,А та медведицей[5] готовилась отдаться,А третью жёг не детски и манил соблазнРодить героя и в истории Руси остаться!..[6]Одни курили ладан в тихом уголке,

Других заворожил кальян пороком сладким,А третьи в туалете трахались на потолке —И отдавались счастью божьей жизни без оглядки.Официанты всё несли, несли, несли!За столиками ели, ели, пили, жралиСчастливые до дна двуногие нули,Несясь в тупик на сумасшедшем современном ралли!Ревела музыка, и кое-кто топтал,И жизнь, и пол трясущегося ресторана,Не замечая, что идёт последний тайм,

И ест, и пьёт, и дышит он сладчайшею отравой.Я всё смотрел на незнакомку из угла —Она сидела у окна в пол-оборота,И непривычной отрешённостью влекла,Но чтобы сделать первый шаг я, к сожаленью, робок.Казалось, ресторанный пьяный шум и смок,Не могут ничего поделать с нежным ухом!..О, если бы я орхидею бросить смогЕй на балкон дворца, где чисто, нежно, сухо!И чистотой своей отталкивала грязь.И отторженья лёгкая полуулыбка

Показывала: с миром нужно жить борясьПрезрением греха, смывая всё, что липко.И этот жуткий ресторанный мир вокругНа миг растаял, и душе пришло блаженство:Как будто в пропасть бросили спасенья круг —Мир не погибнет, если есть такое совершенство!На незнакомку я смотрел в сплошном бреду,И силился представить блоковские дали,И вот домой я в озарении бреду,И счастлив, что свои мне в морду русскую не дали.

Признание