След крови

Отрывистое хлопанье крыльев возвестило о возвращении ворона. На Инеба пахнуло едким запахом плесени, а затем рядом с Бошеленом возникла еще одна фигура – рослый мужчина, лысый, с бледной, будто очищенное крутое яйцо, и, похоже, столь же липкой на ощупь кожей. Маленькие глазки с холодным любопытством разглядывали демона.

Инеб попытался оскалить зубы.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он. – Но нет – я не гомункулус и даже не голем. Я настоящий демон.

Незнакомец облизал обрюзгшие губы.

Инеб замолчал, и во рту у него внезапно пересохло.

Кончик кинжала скользнул под камзол демона прямо над его напрягшимся животом и двинулся вверх, разрезая ткань.

Другой рукой Бошелен подал своему товарищу окровавленную тряпку.

– Солнце зашло, Корбал Брош, – произнес он.

Камзол с треском разошелся в стороны, и чародей начал трудиться над рукавами.

Взяв тряпку, Корбал Брош прижал ее к лицу и глубоко вдохнул. Улыбнувшись, он слегка отошел в сторону, затем бросил тряпку под ноги, сделал несколько жестов в воздухе правой рукой, после чего снова повернулся к Бошелену и кивнул.

– А нечистые, Корбал Брош?

Круглое лицо Корбала Броша скривилось в разочарованной, почти обиженной гримасе.

– Ну да, конечно, – пробормотал Бошелен. – Прости, друг.

Еще три разреза, и одежда свалилась с Инеба. Тот поднялся на ноги и удовлетворенно вдохнул полной грудью:

– Отлично! Так намного лучше. Я будто стал новым демоном.

К ним, шатаясь, подошла Сторкуль Очист.

– Я истекаю кровью, – произнесла она тонким дрожащим голосом.

– Да он же всего лишь палец тебе проткнул, женщина! – насмешливо бросил Инеб.

– Кажется, я сейчас упаду в обморок.

Бошелен убрал нож в ножны.

– Сядьте, пожалуйста, госпожа Очист. Инеб, налей нездоровому рыцарю вина.

Задыхаясь от исходившей от его рубашки вони, Инеб Факталло бежал по улице рядом с Элас Силь. Младенец извивался у него на руках, но лицо малыша выражало полное удовлетворение.

Позади них бегун на длинную дистанцию, возвращавшийся с пробежки на шесть лиг и, что вполне естественно, с трудом соображавший, с разгона ворвался в горящее здание и больше оттуда уже не появился. Посреди дыма, искр и пепла разбегались во все стороны охваченные паникой животные и горожане. Фонарщики не вышли сегодня на улицы, и наступающую тьму рассеивало лишь пламя пожаров в разных районах города.

Элас потянула Имида за руку:

– Сюда!

Они вбежали в узкий извилистый переулок.

– Не трогайте нас! – послышался впереди чей-то визгливый вопль.

Они остановились, озираясь во мраке.

– Оставьте нас в покое!

Имид Факталло уставился на две лежавшие посреди мусора в паре шагов перед ним маленькие фигурки. Слева – мужчина со сморщенной, будто инжир, кожей, а рядом с ним женщина, крошечная, но вполне взрослая, похожая на порожденную больной фантазией изобретателя-извращенца куклу, грудастую и длинноногую.

– Во имя Мостов над Бездной, – прошептала Элас Силь. – Кто это?

– Я демон Чревоугодия, – сообщил сморщенный, – известный многим моим друзьям как Тошнот Неопрят. А это демонесса Лени по имени Сенкер После. И… неужели я чую некий запах? Чего-то… э-э-э… неизбежного? Живительного? О да, я его чую. А ты, Сенкер?

– Мне даже не хочется это нюхать.

– Ах да! Вновь возвращается апатия, пусть и запоздалая!

– Это вонь младенческого дерьма, – сказал Имид Факталло.

– Нет, это нечто иное. Нечто… чудесное.

Позади них на улице внезапно послышались крики.

Элас Силь снова потянула Имида за руку:

– Идем отсюда.

Они обошли двух демонов стороной.

– Куда дальше? – спросил Имид.

– В Великий храм. Надо отдать младенца служительницам.

– Неплохая мысль. Они точно знают, что с ним делать.

За их спиной Тошнот Неопрят подполз поближе к демонессе Лени:

– Знаешь, а я уже чувствую себя лучше. Странно. В Диве грядут перемены, о да.

Крики стали ближе.

– Нужно бежать, – сказала Сенкер.

– Бежать? Зачем?

– Пожалуй, ты прав. Какая, собственно, разница?

Эмансипор Риз вышел из тронного зала. Хотя, если честно, вряд ли этот зал можно было так назвать, если только не считать троном механизм из рычагов и ремней в железном каркасе.

С другой стороны, почему бы и нет? Разве государственный аппарат не состоит из пребывающих в гармонии гирь, поршней и противовесов? Собственно, именно так и было, если выражаться метафорически – с королем в середине, несущим свое бремя по наследству и подвешенным внутри конструкции, основанной на иллюзорной идее иерархического превосходства. Неравенство оправдывалось традициями, а лежащие в его основе предпосылки являлись самоочевидными и, соответственно, неопровержимыми. И разве эта фанатичная страсть к здоровому образу жизни не была точно такой же иллюзией превосходства, на этот раз опирающейся на моральные принципы? Как если бы здоровье изначально приравнивалось к добродетели.

«Увы, человечеству в силу его низменной природы свойственно создавать замысловатые системы верований ради удовлетворения чьего-то чрезмерного самолюбия, – размышлял Эмансипор, идя по широкой длинной колоннаде. – И ради того, чтобы держать в узде тех, кто таковым не страдает. Нескончаемое множество клинков, приставленных к чьему-то горлу…»