След Ночного Волка

В зале повисло минутное молчание. Затем поднялся Переверзев и, неся перед собой помятый листок стандартной бумаги, вышел к столу с призом. Он повертел перед глазами этот листок и неуверенно произнес:

— Мы тут с ребятами сочинили, в общем, слушайте… Стихотворение без названия: —

Я снова на Кавказе,Бок греет пистолет —Корявейшая фраза,Другой на сердце нет.Посты сходил, проверил,Стою себе, курю.Смотрю, в гнезде над дверьюНе спится воробью.Он с лихостью чеченскойДает разгон семьеИ яростью вселенскойНадоедает мне.

Враз из гнезда под крышейКазармы боевойПтенец сорвался, слышишь,В асфальт вниз головой.И голенькое телоРаздавлено бойцом.Но воробьи, вот дело,Не бились над птенцом.Вдруг мысль пробила сердце,Что жалко мне его,А вот убить чеченцаНе стоит ничего.С тех пор как из конвертаКо мне приходит в сныТа маленькая жертва

Той маленькой войны.

Хотя Переверзев читал не очень складно, все равно всем очень понравилось. В зале состоялось живое обсуждение, особенно про то, что, действительно, птичку жальче. Раздались бурные аплодисменты. Переверзев по-клоунски раскланялся и сел на свое место под крики:

— Молодец!

— Просто поэт Незнайка…

Майор Вихров поднял обе ладони вверх:

— Все, тихо! Жюри поставит свои оценки. А сюда приглашается представитель второго взвода. Итак, кто смел?

Из зала поднялся Пуртов, он по обыкновению краснел, как красна девица, шел к эшафоту запинаясь, под поддерживающие крики однополчан, типа:

— Давай, Мотыль!

— Не опозорь провинцию…

Он тоже развернул перед собой не менее мятый листок бумаги и заговорил:

— Мы тоже сочиняли коллективно, как уж получилось, но нам самим очень понравилось. — И стал читать:

Любовью к России я болен смертельно,Затем и приехал сюда на Кавказ,И целых полгода с семьею раздельно

Жду дня, как уволен я буду в запас.По сопкам в простреленной езжу машине,В том кресле, где кровью товарищ истекСижу и думкую я о батькивщине,Что щедрой рукой мне отмерила срок.Два сына, две кровенки, снятся ночами.Жена подает приготовленный ланч.От этого в сердце клокочет цунами,И хочется выпить, хоть смейся, хоть плачь!Цена операций есть жизнь подчиненных,Там сверху «виднее», кто нужен, кто нет.По сопкам метутся в броне облегченнойБойцы, тратя в воздух свой боекомплект.А враг незаметен, он ставит «растяжки»,Он подло стреляет в ночной тишине,

Как злая чеченка раздвинула ляжки,Солдатиков СПИДом одарит вполне.Чем больше их будет, тем «дырка» шахидкиСработала лучше гранаты ручной.Ведь русского грохнуть, хоть с первой попытки,Во благо Аллаху хоть и со второй.Я целых полгода с семьею раздельноЖду дня, как уволен я буду в запас.Любовью к России я болен смертельно,Затем и приехал с войной на Кавказ.

Сила поэзии, свалившаяся на головы милиционеров, была столь велика, что длительное молчание не прерывал даже ведущий. Однако, осмыслив и переварив сказанное, бойцы вскоре зааплодировали и заорали:

— Классно, мужики!

Нашлось место и скрипучему голоску скептицизма:

— А вы не из книжки стих списали?

Но этот глас Фомы неверующего тут же потонул в общем гвалте одобрения выступившего со стихами Пуртова. За судейским столом посовещались, пошелестели бумажками, ставя оценки. Было видно, что и Сомов, и Бодров, и Милов очень довольны происходящим. Замполит поднялся из-за стола:

— Молодцы, молодцы, но не надо забывать, что наш поэтический турнир еще не окончен. Слово предоставляется третьему взводу.