След памяти

За дверью загомонили, она распахнулась, и я, схватив свой кларнет, бросился за пажем. Доменьер Гоп терпеть не мог ждать. Пробираясь к свободному месту перед ломившимся от яств столом, я заметил, что доменьер уже даже поднялся от нетерпения. Мне навстречу противно взвизгнула волынка старшего музыканта. Тощий, с вечным прищуром, он просто обожал гонять своих рабов-музыкантов. Он прыгал по кругу, с ожесточением давя на разноцветные меха волынки. Я невольно поморщился от непрестанного завывания. Вот именно этот момент доменьер Гоп и выбрал, чтобы наконец обратить внимание на горе-исполнителя. Он подхватил тяжелую латунную кружку и замахнулся, чтобы запустить ею в старшего музыканта. Тот все-таки заметил это движение доменьера и едва успел увернуться. Кружка врезалась в желтый с зелеными кисточками мех, и он лопнул с жалобным блеянием.

— Это блеяние ничуть не хуже твоей музыки! — проревел доменьер Гоп. — Сгинь, пока не призвал всех демонов с холмов, — и тут его взгляд упал на меня: — А вот и Дугон, или Диген! — воскликнул он. — Вот это настоящий музыкант. А ну-ка, сыграй нам что-нибудь веселенькое, Другон, или как тебя там, и разгони тоску, пока еще не совсем скисло вино от его паршивой музыки.

Я низко поклонился, облизнул губы и заиграл «Хиккори-диккори-док». Судя по восторженному реву по окончании музыки, мое исполнение пришлось присутствующим по вкусу. Я вдохновенно исполнил «Коричневый кувшинчик» и «Жемчужное ожерелье». Гоп неистово заколотил кулаком по столу, и все наконец угомонились.

— Могу поклясться, редчайший раб во всем Рат-Гальоне! — пробасил он на весь зал. — Не будь он рабом, я бы выпил за его здоровье!

— С вашего разрешения, доменьер? — просяще произнес я.

Сначала Гоп уставился на меня, но потом благосклонно кивнул:

— Говори, Дугон, или как там тебя.

— Я претендую на место старшего музыканта. Я…

Крики заглушили мои слова. Гоп осклабился.

— Быть по сему! Будем голосовать сейчас или еще подвергнем себя пытке дикими воплями этого кретина, прежде чем объявим фримена Даргона старшим музыкантом?

— Объявить его! — выкрикнул кто-то.

— Вообще-то должно быть состязание, — неуверенно пискнул кто-то.

Гоп хлопнул по столу:

— Тащите сюда Лилка, старшего музыканта, — заорал он во всю мочь, — с его дутыми пузырями!

Объявился старший музыкант, нервно теребивший меха.

— Место старшего музыканта объявляется вакантным, — громко объявил Гоп.

Лилка судорожно вздрогнул, сдавив мех, волынка издала мышиный визг.

— Поскольку прежний старший музыкант переходит в новое качество, — продолжал Гоп. Волынка опять взвизгнула, заглушенная возгласами и одобрительными криками. — Да будут эти пузыри проткнуты! Я изгоняю их идиотский вой из Рат-Гальона навечно! Да будет всем известно, этот бывший старший музыкант теперь придворный шут в моих владениях! И пусть он носит дырявые пузыри, как знак своего ремесла!

Эта триада была встречена восторженным ревом всех присутствующих. На Лилку тут же набросились добровольцы, отобрали у него инструмент, продырявили и моментально умудрились напялить разодранную волынку на голову бывшего старшего музыканта. Я исполнил «Марци доуц», и бывший музыкант с опаской изобразил несколько па. Доменьер Гоп зашелся от хохота. Я перешел к «Янки дуддль», и новый придворный шут, ободренный успехом, принялся прыгать, корчить рожи, дергаться, ходить петухом, и все присутствующие веселились до упаду.

— Счастливый день для Рат-Гальона! — перекрикивая общий шум, проорал Гоп. — Клянусь рогами бога моря, я приобрел принца музыки и короля шутов! Я утверждаю их новое положение в десять ударов и теперь оба имеют право сидеть за моим столом. Отныне и навсегда!

Мы с шутом исполнили еще три номера, а потом Гоп разрешил нам притулиться в дальнем конце стола. Слуга поставил перед нами полную тарелку еды.

— Хорошо сделано, фримен Дргон, — шепнул мне на ухо новоявленный шут. — Не забывай же нас, рабов, в лучах своей славы.

— Не беспокойся, — отозвался я, вдыхая аромат хорошо прожаренного бифштекса. — Уж на кухню-то к вам после захода Синты я всегда забегу чего-нибудь перекусить.

Я уже оглядел стены варварски изукрашенного зала совсем иными глазами. Нет ничего лучше, чем толика рабства, чтобы оценить даже неполную свободу. То, что я знал о Валлоне, было совершенно неприменимо в данной ситуации. Миновали столетия, которые радикально изменили этот мир, и отнюдь не к лучшему. Старое общество, в котором вырос Фостер, было мертво и похоронено навсегда. Старые дворцы и виллы заброшены, космопорты разрушались в забвении. Система матриц, описанная Фостером, утрачена. Я не знал, какой катаклизм мог погрузить центр галактической Империи в сумерки феодализма, но именно это и произошло.

До сих пор я не нашел и следа Фостера. Мои расспросы натолкнулись на стену непонимания. Может, Фостер и не добрался до родного мира, а может, сел на другой половине планеты. Валлон был огромен, а сообщение между доменами скудное. Я мог прожить здесь всю жизнь и так и не найти ответа.