След сломанного крыла

Дэвид окидывает взглядом всю семью. Он спокоен и призывает их к спокойствию перед надвигающимся штормом. Идет битва жизни со смертью, обе соперницы — достойные воины, от победы одной из них зависит будущее семьи. Но вряд ли он знает, что битва уже выиграна.

— Некоторые пациенты никогда не выходят из комы, и тогда их семьям приходится…

Доктор умолкает. В том, чего он недоговаривает, заключен выход, которым они при желании могут воспользоваться.

— …выдернуть штепсель, — Соня произносит эту фразу сухо, без всяких эмоций. Она скрывает свой страх, который Марин заметила всего лишь несколько секунд назад. — А что произойдет, если отключить аппараты?

— Хотя технически он находится в коме, то есть в особенно глубоком сне, жизнедеятельность его тела зависит от капельниц и системы искусственной вентиляции легких, — Дэвид засовывает руки в карманы, и его белый халат распахивается. С шеи свисает стетоскоп. Марин видит, что доктор моложе ее, но с недавних пор ей стало казаться, что все вокруг моложе ее. — При поступлении в больницу ваш отец не дышал самостоятельно. Сейчас ему помогает дыхательный аппарат, — Дэвид делает паузу, стараясь подготовить их к новостям, которые ни одна семья не смогла бы выслушать спокойно. С глубоким вздохом, в котором смешались симпатия и сожаление, он говорит: — Без респиратора он не сможет получать достаточно кислорода.

Соня слушает внимательно, анализируя каждое его слово.

— А без кислорода он умрет.

Марин наблюдает за сестрой, все еще испытывая жгучую боль от вчерашней встречи. Соня родилась после переезда в Америку. Отец настаивал на том, чтобы мать сделала аборт, ибо ее зачатие было случайным, жизнь ей подарил порванный презерватив. Дешевая резинка, купленная в магазине скидок в Индии и засунутая в чемодан, приготовленный для отъезда в Штаты. Марин часто слышала эту историю, пока росла. Брент повторял ее и при Соне и каждый раз смеялся все громче. Шутка, которую никто не мог оценить.

Растить еще одного ребенка было слишком дорого, и аборт казался очевидным выходом из положения. Но Брент отчаянно хотел сына. После исследования дешевым ультразвуковым аппаратом врач из клиники их общины предположил, что это мальчик. Сам не свой от радости, Брент решил, что Рани не стоит прерывать беременность, и приложил сверхусилия, чтобы оплатить медицинские услуги. Когда же Соня появилась на свет и врач сообщил, что родилась девочка, лицо Брента исказилось от ярости. Он отказывался видеть дочь, и Соня оказалась на попечении Марин, потому что мать целыми днями работала на фабрике, где шили детское белье. Марин меняла Соне пеленки, кормила ее молоком из бутылочки и вытирала подбородок, когда та срыгивала. Будучи сама еще ребенком, Марин фактически стала матерью.

— Сколько времени пройдет, прежде чем он умрет? Если вынуть шнур из розетки? — спрашивает Джия. Она тихонько сидит рядом с Раджем, перекинув одну тонкую ножку через другую. На ней теннисный костюм, в котором ее забрали этим утром из школы. Волосы убраны в «конский хвост», а завитки челки падают ей на лицо, отчего она кажется моложе, чем на самом деле.

— Джия, — произносит Марин, чуть повысив голос, чтобы привлечь внимание дочери. На этой специфически высокой ноте ее голос напоминает отцовский. — Нельзя перебивать взрослых. Ты же видишь, что доктор Форд занят.

— Все в порядке, — Дэвид улыбается, стараясь смягчить упрек Марин. — Твой вопрос очень важен, — он не обязан любезничать с Джией, но все-таки очень мил с ней. — Нам, врачам, необходимо знать точно, как долго тело может оставаться живым. Это поможет свести до минимума уровень страдания.

— Ему будет больно? — Рани выступает вперед, требуя внимания Дэвида. До этого она держалась в тени и больше слушала, чем говорила.

Это ее обычная манера — наблюдать со стороны и не лезть вперед. Говорят, дети выбирают одного из родителей в качестве образца для подражания. Став молодой девушкой, Марин решила, что это будет не Рани. Она сделала выбор неосознанно, не слишком задумываясь. Если бы ее спросили сейчас, она бы затруднилась назвать точный момент, когда это произошло. Но на самом деле все было очень просто. Выбирая между силой и слабостью, Марин выбрала силу, и не важно, из какого источника она исходила.

— Он будет чувствовать голод, удушье? — спрашивает Рани.

— Мы сделаем все, что в нашей власти, чтобы он не почувствовал ничего. Я обещаю вам это, — Дэвид берет ее руку и сжимает. Марин замечает, что мать пожимает ему руку в ответ.

Рани кивает и поворачивается к Бренту, неподвижно лежащему на кровати. Доставив в больницу на «скорой», его переодели в ночную рубашку, которую он бы точно возненавидел. Всегда педантичный в отношении своей одежды — все рубашки отглажены, все складки на брюках отутюжены, он требовал аккуратности и от своих дочерей.

— Он не любит страдать, — Рани скрещивает руки на груди.

— Да, — соглашается Марин.