След твоей крови на снегу

Бессонница пошла ему на пользу. В пятницу Билли поднялся, весь разбитый после кошмарной ночи, однако готовый определить свою жизнь. Он наконец решился взломать замок своего чемодана, чтобы переодеться. Просто отрыть его Билли не мог, потому что ключи остались в сумке у Нены Даконте вместе с большей частью денег и записной книжкой, где, вполне вероятно, он нашел бы телефон какого-нибудь парижского знакомого. В том же кафе, что и всегда, Билли вдруг осознал, что научился по-французски здороваться и заказывать сэндвичи с ветчиной и кофе с молоком. Он прекрасно понимал, что никогда не сможет заказать масло и яйца, поскольку ему в жизни не выучить этих слов, но масло и так подавали с хлебом, а крутые яйца лежали на видном месте на стойке и каждый брал их сам. Кроме того, за три дня официанты к нему привыкли и помогали объясняться по-французски. Так что в пятницу Билли заказал на обед, пытаясь тем временем навести порядок в своих мыслях, телячий бифштекс с жареной картошкой и бутылку вина. После чего почувствовал себя настолько хорошо, что попросил вторую, выпил ее до половины и пересек улицу с твердым намерением силой вломиться в больницу. Он не знал, где искать Нену Даконте, но в мозгу его отчетливо запечатлелся образ врача-азиата, посланного ему Провидением, и Билли был уверен, что найдет его. Он пошел не через главный вход, а через отделение скорой помощи, которое, как ему показалось, охранялось слабее, но ему не удалось дойти дальше коридора, где Нена Даконте помахала ему рукой на прощанье. Дежурный в халате, забрызганном кровью, что-то спросил у него, когда он проходил мимо, но Билли не обратил на него внимания. Дежурный пошел вслед за ним, повторяя по-французски один и тот же вопрос, и, наконец, с такой силой схватил его за руку, что Билли Санчес остановился как вкопанный. Билли Санчес попытался приемом каденерос стряхнуть с себя дежурного, который вцепился в него, будто клещ, и тогда дежурный покрыл его по-французски матом, заломил ему приемом «ключик» руку за спину и, не переставая проезжаться по адресу Биллиной матушки, доволок его, почти обезумевшего от боли, до двери, откуда вышвырнул, как мешок картошки, на середину улицы.

В тот вечер получивший горький урок Билли Санчес начал взрослеть. Он решил обратиться к послу, как это наверняка бы сделала Нена Даконте. Швейцар отеля, с виду угрюмый, но на самом деле готовый услужить и терпеливо объяснявшийся с иностранцами, отыскал в справочнике телефон и адрес посольства и записал их на карточке. К телефону подошла крайне любезная женщина, в чьем тягучем, бесцветном голосе Билли Санчес моментально уловил андский акцент. Он представился, полностью назвав все свои имена и аристократические фамилии, уверенный в том, что это произведет на женщину должное впечатление, однако голос ее не дрогнул. Женщина повторила, как затверженный урок, что сеньора посла нет и не будет до завтра, но что он все равно принимает только по предварительной записи в исключительных случаях. Билли Санчес понял, что таким путем ему тоже не добраться до Нены Даконте, и поблагодарил за информацию, не уступая в любезности секретарше. После чего взял такси и помчался в посольство.

Оно располагалось в доме номер 22 по улице Элизиума, в одном из самых тихих районов Парижа, но, как сам Билли Санчес рассказал мне спустя годы в Картахене де Индиас, на него произвело впечатление лишь то, что впервые после его приезда солнце было таким же ярким, как и на Карибском море и Эйфелева башня высилась над городом в ослепительно синем небе. Чиновник, принявший Билли вместо посла, своим костюмом из черного сукна, траурным галстуком, осторожными движениями и кротким голосом напоминал человека, едва оправившегося после смертельно опасной болезни. Он разделял тревогу Билли Санчеса, однако напомнил ему, не теряя кротости, что они находятся в цивилизованной стране, чьи строгие нормы зиждятся на весьма древних и мудрых принципах, в отличие от всяких там варварских латинских америк, где стоит дать на лапу швейцару – и можно войти в любую больницу.

– Нет, дорогой юноша, ничего у вас не получится, – подытожил чиновник. – Надо покориться воле разума и подождать до вторника. В конце концов, осталось всего четыре дня. А пока суд да дело, сходили бы вы в Лувр. Поверьте, туда стоит сходить.

Выйдя из посольства, растерянный Билли Санчес очутился на площади Согласия. Он увидел высившуюся над крышами Эйфелеву башню, и ему показалось, что она так близко, что он решил дойти до нее по набережной. Однако вскоре понял, что она куда дальше, чем кажется, кроме того, по мере его продвижения вперед башня все время меняла местоположение.