След в заброшенном доме

– Тонечка, не держи контрразведку на пороге, это может плохо обернуться. Я пока еще в состоянии принимать гостей и отвечать на каверзные вопросы. Спасибо, Тонечка, побудь у себя в комнате, хорошо? Проходите, Иван Сергеевич, не стойте в дверях. Что предпочитаете – чай или цикорий, который люди по незнанию принимают за кофе?

Антонина с сомнением глянула на дядю и бесшумно удалилась. Шаталов с усталой усмешкой наблюдал за капитаном. Тот не мог оторвать взгляд от девичьей спины.

– Вам нравится Антонина, Иван Сергеевич? – Шаталов понизил голос. – Вижу, что так оно и есть, даже не спорьте. И вы ей нравитесь, уж поверьте моей наблюдательности. Ума не приложу, как к этому относиться. Вы хороший человек, порядочный, совестливый. В наше время таких немного. Не возражайте, я знаю, что говорю, разумею, что не смогу держать свою племянницу на привязи. Но сейчас идет такая страшная война.

– Вам незачем переживать, Георгий Иванович. Да и прибыл я по другому вопросу. Не надо чая, и проходить в квартиру я не буду. Вам знаком этот человек? – Осокин достал из кармана и развернул портрет кисти Глисты.

– Как любопытно, однако. – Шаталов нацепил очки, подался к картинке. – Нет, этого человека я не встречал. Давайте еще раз гляну. – Шаталов пристально всмотрелся в портрет. – Увы, ничем не могу вас порадовать. Типовое лицо. Оно неплохо смотрелось бы на плакате, посвященном чему-то героическому. Не имею чести знать. – Он решительно покачал головой. – А у человека, рисовавшего сей портрет, безусловно, есть талант. Он же по памяти рисовал?

– Да, но по жизни этот мастер предпочитает применять другие свои таланты. – Иван заметил, что лицо Шаталова при изучении рисунка даже не дрогнуло, извлек из кармана посмертное фото Агапова-Светличного и сказал: – Это тот же гражданин, но во плоти, так сказать. Вы уверены, что никогда его не видели?

– Да уж, на героическом плакате он точно не появится, – пошутил Шаталов. – Это фото мертвого человека. Я не ошибаюсь? Совершенно не знаком. Стесняюсь спросить, почему вы меня об этом спрашиваете?

– Данное лицо подозревается в работе на иностранную разведку. Человек был замечен в клубе, в парке. Он там с кем-то встречался, но эту личность выявить не удалось. Георгий Иванович, это не имеет никакого отношения к вам. Мы опрашиваем многих людей, чтобы отыскать след. А вы руководитель, вам может быть известно больше, чем рядовому сотруднику. Надеюсь, вы простите меня за то, что я вынужден задавать вам эти нелепые вопросы.

Шаталов не менялся в лице. Он разве что поджал губы, выражая толику обиды. Все-таки вопрос задел его.

– Еще раз прошу простить. – Иван забрал свое хозяйство, рассовал по карманам. – В котором часу вы вчера вернулись с работы?

– Незадолго до того, как появились вы с Тонечкой. Да, точно, я успел переодеться, съел бутерброд с маргарином, потому что был голоден, поставил курицу в духовку, немного поволновался, а потом и вы пришли. Точное время не скажу. Не понимаю, Иван Сергеевич, с чем связаны все эти вопросы.

– Еще раз повторяю, вам не о чем волноваться, Георгий Иванович, – сказал Осокин, козырнул и откланялся.

Он спустился с крыльца, а когда прикуривал, наблюдал за окном. Шевельнулась занавеска, обрисовался девичий силуэт, померцал и исчез. Что-то неприятное, тоскливое заползало в душу Ивана. Он уходил и чувствовал затылком пристальный взгляд.

На выходе со двора ему стало легче. Гудела улица, по проезжей части ползли военные тягачи, занимая всю полосу. За ними тащились полуторки и дряхлая «эмка». Водители не решались обогнать колонну. На обратной стороне дороги за чугунной оградой простирался парк.

Бориса Аркадьевича Навроцкого он заметил сразу. Тот стоял у края тротуара и собирался перейти дорогу. Директор клуба нервничал, кусал губы. Наконец-то он решился, кинулся в узкий просвет между тягачами, споткнулся о бордюр.

– Осторожнее, Борис Аркадьевич. – Иван схватил его под локоть. – Будет досадно, если в столь тяжелые времена передовое заведение культурного фронта останется без руководителя.

Он постоянно забывал про руку. Вот и сейчас тупая боль отдалась в голове, но это не помешало появлению радушной улыбки.

– Это вы. Я вас не сразу узнал. – Навроцкий выбрался на тротуар. – Иван Сергеевич, если не ошибаюсь? Здравствуйте.

– И вам оставаться вечно здоровым, Борис Аркадьевич. Спешите?

– Да, иду к Георгию Ивановичу. Надо порешать ряд вопросов. Рабочего дня, как водится, не хватило. – Навроцкий изобразил жалкое подобие улыбки. – До меня дошли слухи – исходят они из горкома, – что скоро наш клуб могут закрыть, а в здании разместить некую армейскую структуру. Мне кажется, это будет грандиозной ошибкой, просто катастрофой для города. Нет, я понимаю, что наши военные и партийные работники руководствуются серьезными основаниями. Но почему они не доводят их до сведения руководства заведения? Я получил эту информацию буквально полчаса назад и хотел бы обсудить ее с Георгием Ивановичем. Ведь он имеет доступ во многие кабинеты.

– А вы не имеете?