Следователь

Они выехали из Центра и свернули на Большую Пружинную. Фигаро не любил эту часть города. Улицы здесь были широкими, но грязными и лишенными зелени; торчавшие из огороженных кирпичными бордюрами квадратов земли деревья больше походили на сгоревшие бревна. В лужах расплывались масляные пятна, и даже сам воздух, казалось, был пропитан маслом и мелкой ржавой взвесью.

— Итак! — Гастон хлопнул в ладоши. — Что мы имеем? Вам не кажется, что история этого Бубы весьма интересна?

— Не кажется, — Фигаро пожал плечами. — Даже если этот фонарщик действительно видел какого-то человека в черном плаще, сам этот факт не говорит ни о чем. Абсолютно. И в суде это не будет иметь никакого значения.

— Странного человека, прошу заметить!

— И что? Обвинение сожрет Вас без соли. «Господин судья, мой подзащитный невиновен! Это был Одноглазый! Я видел его давеча с ножом! Он резал курицу и зловеще смотрел на меня!» Бред, ерунда. И потом — что значит «странный»? Странный для кого? Если бы Вы увидели человека завернутого в ковер и обмотавшего голову шарфом он, конечно, показался бы Вам странным. А, между тем, в каком-нибудь южном эмирате он слился бы с толпой. Странный, скажете тоже… Это Вы еще не видели доцента Хунта на моей старой кафедре — вот где воистину странный тип! Когда он пил водку, то всегда бросал в стакан маринованную луковицу — бр-р-р-р! А спал в офицерских сапогах и со шпагой в обнимку.

— Ну, — Гастон развел руками, — Мастер-колдун. Они все немного двинутые.

— Во-о-от! Об этом я и говорю! Нельзя же, в самом деле, бросать за решетку только за то, что человек выглядит непривычно в глазах толпы обывателей! Именно с этого началась Большая Охота на Ведьм. С животного испуга, порожденного глупостью всех этих пьяненьких Гансов, истеричных Мэри, визгливых Пьеров и вороватых Патриков. И что в итоге? Историю развернуло вокруг оси, несколько лет в учебниках по Новейшему Миру — сплошная кровь и отрубленные головы, колдовство взято под строжайший государственный контроль, мир сдвинулся в сторону индустриализации и на смену квазиматематике и метафизике пришли механика и алхимия…

— А это разве плохо? — Гастон развалился на плавно покачивающемся сиденье. — Вы, Фигаро, часом, не луддит?

— Что Вы! Я не против паровозов, безлошадных фаэтонов, фотомашин и центрального отопления! У меня у самого дома насосный водопровод! Я просто говорю, что, по-моему, прогресс должен происходить как-то по-другому. Иметь другие причины… И потом: Вы уверенны, что это все — именно прогресс?

— Колдовство было элитарно, — Гастон пожал плечами. — Весь мир, пардон, держала за яйца горстка избранных, которая могла заставить большинство встать в любую угодную им позу. Их прихоти делались все причудливее, а политика — все непонятнее. Сами бы они не потеснились. Социальный взрыв стал неизбежен.

— Но я к этому и клоню! Получается, что любой переворот, любая революция, это когда на смену расслабившейся и зажравшейся группе жуликов приходят другие жулики, только поматерей, помоложе и понаглей. Эдакие поджарые, вечно голодные творцы будущего. Тьфуй… — следователь скривился, словно сунул зубы в зеленый лимон и достал свой блокнотик. — Так, дорогой мой, а давайте-ка заедем к нашей подозреваемой. Хочу задать ей пару вопросов. Документы на нее при Вас?

Гастон с готовностью вытащил из поясного планшета большую кожаную папку и передал Фигаро. Следователь развязал сыромятные тесемки и откинул в сторону обложку.

Титульный лист представлял собой литографию-эстамп очень хорошего качества: премилая девушка лет двадцати пяти, сложив руки на коленях, сидела в плетеном кресле. У девушки были слегка раскосые глаза, маленький вздернутый носик и длинные прямые волосы — настоящий водопад, спускавшийся куда ниже поясницы. Что-то в ее лице показалось Фигаро неожиданно знакомым.

— Ага! — сказал он, почесывая переносицу, — кажется, понимаю. Кем она приходится Матику? Дочь?

— Двоюродная сестра, — Гастон, казалось, нимало не смутился. — Ее родители умерли очень давно, и теперь она живет у Матика в усадьбе.

— Просто живет? Иждивенка?

— Ну что Вы! Она управительница Летнего Дома и счетовод Матика в одном лице. Вести счета, — Гастон усмехнулся, — лучше всего доверять близким родственникам.

— Или никому.

— Или никому, — согласился заместитель городского головы. — Но сам этот факт, думаю, дает понять, насколько Матик ей доверяет.

— Конечно. Она же не прикончила никого из его семейства.

— Вы уверенны? — Гастон как-то странно посмотрел на следователя.

— А Вы — нет?

Гастон вздохнул. Посмотрел куда-то вверх, покрутил пальцами. Кивнул каким-то своим мыслям и внимательно посмотрел Фигаро в глаза.

— Ее зовут Мари. Мари Кросс. Родом из очень богатой семьи. Очень богатой, Фигаро. С Матиком они дружны с младых ногтей, он в ней души не чает. Получила прекрасное образование. Широкие познания в истории, литературе, искусствоведении…

— И метафизике?

— Да, и в метафизике тоже. Колдовские способности — с раннего детства.

— Спонтанные? — быстро спросил Фигаро.