Следствие, которое не состоялось

Этот печатный донос они читали вдвоем — Томас Неш и Ричард Бербедж.

— Бедный дружище Кит! — сказал Томас и с омерзением швырнул брошюру в мусорную корзинку. — Скажи-ка мне, Ричард, как подвигается дело с «Гизом»?

— В том-то и дело, что никак, — нахмурился актер и, словно защищаясь, поднял руку, потому что хорошо знал невыдержанную и быструю на горячее слово натуру Неша. — Погоди, Том, сейчас я тебе все расскажу. Да выслушай ты наконец меня! Рукопись, а мы же имели единственный экземпляр, исчезла.

— То есть как это — исчезла? — у Томаса гневно сошлись брови.

— Если бы знать! Однако у нас есть подозрение. На днях у нас толкался этот бездарный стихоплет Уотсон[18], из-за которого Крис в свое время чуть не угодил на виселицу, но не пойманный — не вор. Кому и что тут докажешь?

— Прибью негодяя! — поклялся Неш.

Ричард Бербедж, не соглашаясь, покачал головой.

— Не прибьешь, Том. Не прибьешь…

— Вот увидишь!

— Ты не горячись, а слушай, что я скажу. Судя по тому, что нам известно, все это вяжется в один грязный, отвратительный клубок. Мы никого не прибьем и даже не станем устраивать никакого шума, а сделаем иначе. Мой премудрый брат Джеймс считает, что трагедию надо немедленно издать.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Спокойно, Том. Джеймс сказал, что у тебя была хорошая возможность изучить манеру письма Криса, ведь вы вдвоем работали над «Дидоной». Так что ты должен восстановить заново выкраденную и, вероятно, уничтоженную рукопись «Гиза».

— «Восстановить»! — во весь голос выкрикнул Неш. — Ты хотя бы приблизительно представляешь, что это такое? Ты, по крайней мере, понимаешь, сколько замечательных находок Криса будет потеряно? Нет, это невозможно… Я же не заучивал ее на память!

— Возможно, Том, — непоколебимо доказывал свое упрямый и терпеливый Ричард. — И не торопись с отказом: мы, актеры, поможем тебе. Скажем, я готовил роль Гиза и более или менее хорошо выучил ее. Тут главное — не тянуть, пока что-то еще держится в голове. Потери безусловно будут. И ты в этом прав, Том. Но общими усилиями всех нас мы непременно возродим пьесу. Ведь это наш святой долг перед беднягой Кристофером.

— Если так — согласен! — твердо сказал Неш.

— Мы не сомневались, Том. Джеймс только предупреждает, что необходимо на всякий случай изменить название, чтобы сбить со следа тайных ищеек. На мой взгляд, Джеймс предлагает интересное название — «Парижская резня».

Вот так увидела свет последняя трагедия Кристофера Марло «Парижская резня», возрожденная памятью его настоящих, верных друзей. А их много было у него — этого человека с провалами в биографии, человека без лица, ибо не существует (и понятно, по каким причинам) ни единого его портрета или описания внешности. И почти все, что мы нынче знаем о нем, известно нам из доносов или свидетельств под пытками[19], которые сберегались в секретных архивах елизаветинского времени…