— Хорошо, — вздохнул я после долгой паузы. — Тогда расскажу я. А ты уж подхватишь и поправишь меня при надобности. Ты действительно возглавил и осуществил удачную операцию по вирусной атаке на компьютеры банка. Но это была лишь первая часть задуманной операции. Шифровальный вирус был применен тобой не случайно, ты уже тогда рассчитывал на его дешифрацию. И ты ждал, пока служба безопасности банка будет искать встречи с тобой. По стечению обстоятельств, я вышел на тебя раньше, и ты с удовольствием «раскрылся». Меня тогда это сильно удивило: подобные операции обычно проводятся столь конспиративно, что выйти на осуществлявших их людей практически невозможно, а тут исполнитель едва ли не сам нарывается на встречу… Ты подменил счета во время восстановления информации, не так ли? Именно поэтому ты захотел работать в одиночку, бесконтрольно, а вовсе не потому, что боялся за свою программу. Я не знаю, какие именно счета ты заменил, но в одном уверен точно — в подмене счета Лопотова. Вы знали, что рано или поздно эта подмена обнаружится. Что это — компрометация или же «алиби от обратного», рассчитанное на доверчивость Зимина к своим друзьям? Проверки Лопотова и Дорохова были столь тщательны, что любой компромат скорее убеждал в невиновности, чем в преступных деяниях. А подставные лица все равно уже успели снять со своих счетов немалую сумму, переведенную тобой… Кто твой наниматель, Арслан? Дорохов? Лопотов? Зачем понадобилось Оксане участвовать в этом грязном фарсе, если деньги Зимина и без того принадлежат ей? Шантаж? Личная заинтересованность? Зачем взорвали нашу машину? Хотели, чтобы мы занялись этим делом и, как лица незаинтересованные, послужили гарантом достоверности какой-то информации для Зимина? Какой?..
Тавхаев выудил из пепельницы новый окурок и усиленно задымил, стараясь не встречаться со мной взглядом.
— Все не выкуришь, — посмотрел я на пепельницу. — У тебя их не меньше полусотни накопилось. А отвечать все равно придется. Нет смысла тянуть время. Я ведь минут через пять разозлюсь окончательно. Я и без того на тебя обижен. Ведь это я, лично я привел тебя к Зимину. И я помог тебе получить доступ к компьютерам банка. Значит, теперь мне все это и исправлять… Арслан, ведь ты не хуже меня знаешь, в какой опасности находится жизнь Зимина. Ты и сам догадываешься, что просто так прекратить эту историю с выкачиванием денег уже невозможно. А деньги немалые. Значит, будут трупы. По самым скромным подсчетам, за эти полгода Зимин лишился около полутора миллионов долларов… За такие деньги можно президента родного продать, не то что пару-тройку человек убить. Сам-то не боишься? Не думаю, что у тебя столь дружеские связи с организаторами этой затеи, чтоб они жертвовали своей безопасностью ради твоей жизни… Говорить будешь?
Вместо ответа Тавхаев потянулся за новым окурком.
— Ну что ж, — вздохнул я. — Вольному воля… Если тебе удобней говорить под принуждением, то так и быть, я тебе помогу… До отъезда Оксаны на прием к психоаналитику остался час, значит, у меня есть еще минут тридцать, не больше.
Я подошел к стеллажу, на котором были разложены блоки компьютерных дискет, и восхищенно покачал головой:
— Огромный объем работы. Наверное, составление такой коллекции заняло не один год? И уж наверняка здесь есть программы, над которыми ты работал лично. Долго, кропотливо и старательно…
Взяв одну из коробок с верхней полки, я вынул дискету и задумчиво покрутил ее в руках:
— Как ты думаешь, стоит она полутора миллионов долларов? Я думаю, что нет…
Дискета треснула в моих пальцах. Тавхаев дернулся всем телом, словно у него вырвали зуб, но усидел.
— А эта? — спросил я, вытаскивая следующую. — Вот эта стоит жизни человека?.. Хм-м, не стоит, — «удивился» я, глядя на две половинки, оказавшиеся в моих руках вместо целой дискеты. — А вот эта… Эта, наверное, оценивается в испохабленную и оплеванную жизнь честного и доброго человека… Ух ты, уже не оценивается… Будем искать…
Тавхаев ерзал на стуле, извиваясь всем телом от хруста ломающегося пластика, и даже закрывал глаза, но во мне проснулся чутко дремавший садист, и я «оценивал» одну дискету за другой. На третьей коробке Тавхаев «сломался» сам.
— Прекрати! — заорал он, бросаясь ко мне и выхватывая очередную дискету у меня из рук. — Прекрати! Это мое! Мое! Не дам! Я работал! Старался!
— Я знаю, — согласился я. — Но видишь ли в чем дело… У меня совсем нет времени на то, чтобы уговаривать тебя. А тебе необходимо тянуть его до встречи Оксаны с организатором… Но у меня есть маленькое преимущество: я еще не офицер угро и за честь мундира мне радеть не приходится. А сам по себе я далеко не гуманист и не боюсь показаться пакостником. Наверное, потому что я и есть пакостник. Пока мелкий. Но сейчас я выломаю вон из того динамика магнит и сразу стану крупным пакостником, пройдясь им по дискетам. На войне как на войне. Или, как говорят в Чикаго: ничего личного, приятель… Итак?
— Ты это не сделаешь, — простонал Тавхаев, сгребая дискеты в охапку. — Это мое!.. Мое…