Следствие продолжается

– Не боитесь, что она обидится?

– А чего мне бояться? Разве я сплетнями занимаюсь или неправду говорю? Вы ее позовите и разговаривайте при мне, я ей и слова соврать не дам.

Тростник попросил девушку подождать в коридоре, а сам пошел к Савичу. Следователь был один. Он сидел за столом и читал какую-то бумагу. Увидев входящего Тростника, улыбнулся:

– Не успел отдохнуть, как и тебя в эту мясорубку бросили.

– Ничего. Лишь бы фарш был, а к работе нам не привыкать. За месяц, если сказать по правде, я и отвыкнуть не успел. Дело вот в чем… – Тростник сообщил Савичу обо всем, что рассказала Жигальцова.

– Наконец-то! Давай сюда Жигальцову, я ее начну допрашивать, а ты жми за Балашовой, – вскочил со стула Савич.

– Хорошо. Но не забудь постановление на обыск заготовить.

– Не забуду, не забуду. Пока ты привезешь ту принцессу, я и допросить успею, и постановление набросаю.

Савич не скрывал радости. Он задержал в КПЗ Черепнина на свой страх и риск. Скоро закончатся третьи сутки, и Черепнина надо освобождать.

МАХНО

Черепнин вел себя нагло, понимал, что у милиции и прокуратуры против него конкретного ничего нет. Даже когда ему доказали, что мужчина, с которым его видели вместе, был Карпов, и то он утверждал, что встреча была случайной, а где находится Карпов, не знает. Черепнин многое передумал, анализируя факты, и все больше приходил к выводу, что его задержание не связано с тиром.

«Может, Карп что отмочил? – задавал он себе вопрос и тут же отвечал: – Наверное. Поэтому и спрашивают о нем». Но где-то в глубине ползали и холодили душу сомнения: «А вдруг из-за тира взяли, только не говорят, играют в кошки-мышки?»

Порой вскакивал с деревянного настила и, как загнанный зверь, метался по маленькой камере. Взяли еще кого-нибудь или в этом каменном мешке он один? Обессиленно падал на жесткий топчан, грыз ногти. Иногда казалось, что кто-то зовет его по кличке. Тогда он снова вскакивал, вытягивал шею к видневшемуся у потолка зарешеченному небольшому окошку и слушал. Проходили минуты, и он снова валился на топчан. Вот и сейчас лежал вверх лицом и со страхом думал, что будет дальше.

Послышался металлический лязг, и в камеру вошел охранник:

– Черепнин, вызывает следователь.

Махно встал, заложил руки за спину. Через несколько минут его ввели в кабинет. За столом сидел Савич.

– Присаживайтесь, Черепнин.

– Спасибо, если вы хотите сообщить об освобождении из КПЗ, могу и постоять.

– Нет, не затем вызвал. Просто мне надо допросить нас по некоторым вопросам.

Савич заполнил первый лист протокола, куда обычно заносятся биографические данные допрашиваемого, и отложил в сторону ручку:

– Скажите, Черепнин, где, когда и при каких обстоятельствах вы взяли оружие, которое спрятали в дровах у сарая во дворе вашего дома?

Черепнин вздрогнул.

– Какое оружие? Какие дрова? Я ничего не знаю, впервые слышу об этом.

– Бросьте, Черепнин, бросьте, вот протокол обыска. Черным по белому написано, какое оружие.

Черепнин лихорадочно искал выход. Но в голову ничего не приходило, и он продолжал упираться.

– Я не знаю никакого оружия. Мало ли что вы нашли в дровах. Дрова – не мои, сарай тоже.

– Тогда объясните, как же на оружии оказались следы пальцев ваших рук? – с усмешкой спросил следователь и протянул ему лист бумаги. – Вот заключение экспертизы.

Черепнин понял, что его карта бита.

– Хорошо. Скажу, как это все случилось. Я действительно спрятал в дровах пистолет и патроны. Мне их предложил на Червенском рынке шкет один за тридцать рублей. Ну, я и купил. Думал когда-нибудь пострелять.

Савич видел: хотя Черепнин и признал, что оружие спрятано им, но до полной правды еще далеко. И он решил нанести следующий удар.

– Ну, а чем же вы объясните, что там был еще один пистолет?

Черепнин вспомнил, что Бусел положил туда и свой пистолет. От сознания, что все потеряно, свело живот, и он, держась за него руками, сказал:

– Ну, купил я два пистолета, и все на этом.

– А Бусел?

Черепнина обожгло.

– Что Бусел?

– Я спрашиваю, почему вы о Бусле умалчиваете? Ведь он свой пистолет тоже у вас прятал.

Это было уже чересчур. Черепнин не знал, что и говорить. А в голове ворох мыслей: «Откуда они знают о Бусле, ведь мы были вдвоем? Не иначе, взяли его. И он раскололся. Сволочь! Слюнтяй! Только вдвоем знали, где пушки спрятаны. Значит, все, конец!»

И он, опустив голову на руки, заплакал. Нет, это не были слезы раскаяния. Он плакал от бессилия, от горечи поражения.

Савич спокойным голосом сказал:

– Будете вы правду говорить или нет, нас в настоящее время это интересует меньше всего. Подумайте о себе. Оценку вашим показаниям будет давать суд, определяя меру наказания.

– Я, гражданин следователь, все скажу. Все скажу…

КАЖДЫЙ ПОЛУЧАЕТ ЗАДАЧУ

Романов подводил итог совещания. Накануне он был в горкоме партии и теперь несколько раз сослался на слова секретаря, торопившего с завершением операции.

– Итак, нам уже ясно, что Карпов вел за собой Осипова на дачу тетки. Обыск ничего не дал.

– Засаду мы на всякий случай оставили, – напомнил полковник Матвеев.