Осталось одно — обратиться к прессе, переставшей быть партийной. С легкой руки Шатуновской, появилась в АИФ статья Лордкипанидзе, и началась дискуссия. Сотрудница Ленинградского музея истории партии Кириллина пыталась защищать версию, придуманную вместо официальной сталинской, явно провалившейся, — по ее словам, Киров был убит ревнивым мужем. Таким образом, оба заговора смыты со скрижалей истории: заговор зиновьевцев (а потом Зиновьева и Троцкого, а еще позже — Троцкого и Бухарина) против Сталина и заговор Сталина против собственной партии, не сумевшей проглотить без сопротивления смерть миллионов крестьян.
Тогда, собрав последние силы, Ольга Григорьевна написала, лаконично, как она это умела, письмо в редакцию «Известий», изложив в нескольких абзацах все основные факты. Это письмо, в конце концов, было опубликовано. И Георгий Целмс, после журналистского расследования, подвел итоги дискуссии в «Литературной газете» (см. ниже). Ему удалось найти следы уничтоженных документов: список, в котором были официально перечислены названия текстов, содержание которых раскрывала Ольга Григорьевна.
А Шатуновская скончалась, как многие в ее возрасте, после перелома шейки бедра. До 90 лет она не дожила трех месяцев. На похоронах не было ее друзей: они умерли на год, на пять лет, на десять лет раньше. Дети и внуки терялись в группе официальных лиц. Так схоронили одну из самых замечательных женщин XX века, в судьбе которой сталкивались роковые события революции, Большого Террора и попытки освободиться от сталинского наследства.
Но я не могу ее забыть. В статье, опубликованной в 1995 г., я писал о ней, не думая, что это может иметь политическое значение. Просто вспоминался замечательно яркий женский образ. И сейчас я пишу, опираясь на свои живые воспоминания, расширяя и уточняя их цитатами из книги, составленной родными Шатуновской (история поблагодарит их за этот труд). И я верю, что люди поверят нам с Ольгой Григорьевной, несмотря на то, что уничтожены почти все собранные ею документы. Если верно то, что рукописи не горят, то не горят и правдивые свидетельства.
VI. Дискуссия в прессе в 1989–1990 годах
Убийство Кирова. Некоторые подробности
В. Лордкипанидзе
Органы НКВД в Ленинграде с 1930 г. возглавлял известный чекист Ф. Д. Медведь. Первым заместителем у него был Карпов. В 1934 г. Карпова из Ленинграда отозвали, а на его место назначили (без согласования с Кировым и Медведем) И. Запорожца, который до этого работал в центральном аппарате НКВД. Он занял ключевой пост в управлении, поскольку ведал вопросами государственной безопасности.
Ф. Медведь пытался возражать против этого назначения, жаловался Кирову. Тот объяснялся с генсеком, но Сталин возражений не принял.
В последних числах ноября 1934 г. И. Запорожец исполнял обязанности начальника управления. Неожиданно он взял отпуск на пять дней по семейным обстоятельствам без оформления приказа по НКВД, получив на то личное разрешение наркома Г. Ягоды по телефону, и из Ленинграда уехал. Функции начальника перешли ко второму заместителю, Ф. Т. Фомину, который ведал пограничной и внутренней охраной.
В тот день, 1 декабря 1934 г., Федор Тимофеевич Фомин, как обычно, работал у себя в кабинете. Около 16 часов ему по телефону сообщили из Смольного о покушении на С. М. Кирова. Захватив несколько сотрудников, Ф. Т. Фомин сразу же выехал в обком партии.
С. М. Киров был убит выстрелом в затылок с близкого расстояния на площадке третьего этажа лестницы. Телохранитель несколько отстал, и Киров на площадке, где его поджидал Л. Николаев, оказался один.
После покушения Николаев пытался покончить жизнь самоубийством, но пистолет дал осечку. Подоспевшая охрана без труда схватила убийцу, поскольку тот находился в шоковом состоянии, бился в судорогах, его рвало.
По прибытии на место Фомину в первую очередь пришлось отбивать Николаева от разъяренных работников обкома, которые пытались его растерзать. Николаева обыскали на месте (при нем помимо пистолета была черная сумка с бумагами) и в невменяемом состоянии отправили в санчасть НКВД.
Не успел Фомин вернуться в свой кабинет, как ему позвонил Г. Ягода. Выслушав доклад, он поинтересовался, во что был одет Николаев и не обнаружены ли при нем вещи иностранного происхождения.
Спустя приблизительно час последовал второй звонок из Москвы — на проводе был сам И. Сталин. После доклада он также спросил: во что был одет Николаев, какая на нем была кепка и не было ли заграничных вещей? Получив отрицательный ответ на последний вопрос, Сталин после продолжительной паузы трубку повесил. Позже, анализируя ситуацию того дня, Ф. Т. Фомин пришел к выводу, что, видимо, что-то было упущено при подготовке акции в Ленинграде.