Следствие ведут знатоки

И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!

— Дошел, видать, до ручки, — пробурчал дед Василий. — Сымай тулуп, Михайло.

Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:

— Обутку смени.

— Не могу, потом. Картошкой пахнет… — запекшимися губами выговорил Багров.

— Картошка с голодухи — вред один. Меду тебе надо, мед силу даст. Спасибо, чайник горячий, — он старательно задернул занавеску на окне, к которому приставлен был стол.

Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.

— Сколь же ты не досидел, Михайло?

— По амнистии, дед.

— Ты это… не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?

— А не сдурел, так не спрашивай.

— А ежели мне интересно?

— Ишь ты, ему интересно! — язвительно скривился Багров.

— Дерзить не смей! А то вот тебе Бог — а вот порог! — Дед Василий распрямился; даже и теперь еще проступали в нем прежняя стать и размах.

— Так-таки и выгонишь? Савельева внука?

— Только ради светлой памяти, — помолчав, сказал дед и перекрестился. — Слава Господу, Савелий не дожил!

— Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую — и прощай. Вот только… выпить бы малость.

— Выпить нету, — решительно ответил хозяин.

— Врешь. Держишь небось для зятьев.

— А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!

Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:

— А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе — явился!

— Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.

— Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?

— Потом пусть ловят, — равнодушно уронил тот.

— Пото-ом?..

Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.

— Чевой-то ты задумал? А? — грозно приступил дед к гостю.

Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.

— Дело есть, — твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. — Что-то жарко у тебя, — попробовал отвлечь разговор в сторону.

Дед сел против него.

— Это от меду. Сколько ден не емши-то?

— Двое суток.

— Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!

— Я сейчас зверь и есть… Зверь за добычей, а за зверем — охотники.

— Ну, вот чего: отвечай по чистой совести — какое твое намерение?

По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И — подспудно где-то, на дне сердечном — было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:

— Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?

— Еще бы не хватало!

— Так вот те крест — мое дело справедливое.

— Будто ты в Бога веруешь!

— Тогда памятью Савелия Багрова клянусь! — поднялся торжественно.

Встал и дед Василий.

— Гляди, Михайло, не бери греха на душу!

Багров пошел к лавке, повалился на нее:

— Стемнеет — разбудишь.

Хозяин зашаркал к окну. Снег перемежился, но тучи висели серым пологом.

— По такой погоде часов с пяти смеркаться уж начнет, — сообщил он.

Багров не откликнулся — спал.

10

Снег перемежился. В поле зрения появился дворник с широченной лопатой; послышался характерный скребущий звук. Томин стоял у отворенной форточки и прихлебывал жидкий и слишком сладкий кофе, который налил ему из своего термоса дежурный (извинившись, что некрепкий и пересахаренный: и то и другое «из-за сердца»).

Еловские стражи порядка, «заведенные» Томиным, теперь уже сами себя подхлестывали и делали все как надо. Период чесания в затылке миновал. Но на долю Томина оставалось кое-что, чего он не мог никому передоверить.

— Иван Егорыч, подскажите, с кем Багрова ближе всего?

— Исключая мужнину родню, Майя Петровна со всеми ладит. Но так чтобы закадычно… вот, правда, с Сергеевой они дружат. Это завпарикмахерской. Вдвоем нам шею мылят.

— Мне бы с ней перемолвиться без свидетелей. Они вместе работают или посменно?

— Как когда. Ну-ка, Витек, добеги.

Дворник, скрывшийся из глаз, теперь двигался в обратном направлении, толкая перед собою целый сугроб. Куда он денет такую гору? Тут нужна лопата поменьше. Но дворник, словно в ответ, уперши черенок в согнутое колено, поднял сугроб и широким махом откинул в сторону. Отличные мужички жительствовали в Еловске…

Виктор вернулся с известием, что заведующая Сергеева управляется одна.

В маленькой парикмахерской на три кресла «предбанник» для ожидающих был отделен от основного помещения полузадернутой портьерой.

У Сергеевой сидел клиент, доносились самые обыденные реплики. Единственное упоминание о Багровой не представляло интереса: та пошла к врачу, потому что лишилась сна. Но Томин все же прислушивался.

«Здесь немного снять?.. Одеколончиком?..» Женский голос почему-то нравился. Такие голоса — у благополучных, жизнерадостных людей.