Следствие ведут знатоки

— Софья Рашидовна, я бы с удовольствием долго и красиво ухаживал за вашей дочерью. Каждый день возил бы розы с Центрального рынка! При других обстоятельствах.

— Мне даже не известно, кто ваши родители!

— К сожалению, покойные. Отец был врач. Гомеопат с большой практикой. Маме не было нужды работать. Он умер от сердечного приступа, и мама недолго его пережила. — Алик погружается в печаль.

— Допустим, вы приличный человек, — говорит Соня. — Но почему Иза? Не рассказывайте мне, что влюблены без памяти!

— С такой женщиной, как вы, надо быть абсолютно откровенным, — уважительно признает Алик. — Да, я не влюблен без памяти. Потому что я, Софья Рашидовна, ничего без памяти не делаю. Я на трезвую голову знаю, что мне нужна именно Иза.

— Да почему именно она?! — не отступается заботливая мать.

— Мне такие нравятся. Красивая, веселая, не чересчур умная…

— Приятно слышать! — прерывает Соня. — По-вашему, Иза — дурочка?

— Софья Рашидовна, я чистосердечный человек, я с вами в открытую. Иза — разумная девушка, образованная, но… Вот вы — вы очень умная, а Иза немножко ребенок. И мне такие нравятся, мама такая была. Что еще для меня важно… сейчас свободные нравы, а она держится иначе. За это вам поклон.

— Благодарите, будто уже свадьбу справили!

— Все зависит от вас, Софья Рашидовна, — ласково журчит Алик. — Иза вас глубоко уважает. И есть за что. Я сам такой — немножко несовременный, уважаю родителей. С прежней тещей, знаете, до сих пор друзья. Так сложилось, что близких родственников у меня нет, и я очень без семьи скучаю, не хватает домашнего очага. Вот так посидеть, попить чаю. Для меня семья…

— Погодите! — восстает Соня против его обволакивающих речей. — Если вы не уговорите Изу и меня, что тогда? Найдете себе другую красивую и веселую?

— Как вы меня неправильно поняли, Софья Рашидовна! Ай-ай-ай! Разумеется, я не поеду на Цейлон, пошлют кого-то еще. А я останусь, буду возить цветы и добиваться только вашей дочери! Но боюсь, потом придется нам ехать на Ближний Восток.

Разговор прерывает звонок в дверь, Изабелла вышла открыть.

— Мама, портниха.

Из-за ее плеча выглядывает женское лицо.

— Извините, Соня Рашидовна, я немного раньше.

Соня встает.

— На всякий случай я прощаюсь, — небрежно говорит она Алику.

Тот галантно целует ей руку:

— Если позволите, я вас дождусь.

Соня выходит. За ее спиной — незаметно для Изабеллы — Алик и портниха обмениваются многозначительным взглядом.

Томин входит в кабинет Пал Палыча.

— Наконец-то застал! Ты на работе бываешь?

— Только до открытия банка.

— Так, может, зайти на следующий год? Или когда Томилин будет в отпуске?

— Ладно-ладно, к твоим услугам.

— Это тебе требуются мои услуги! Между прочим… — Томин проходит, садится. — Паша, ты напрямую общался с Мусницким?

— Еще нет.

— Учти, на легкий испуг его не возьмешь. Юридически чист, хотя, думаю, полдюжины статей о нем плачут. На редкость тертый мужик. С большими связями. И кремень. Его надо вглухую обложить, иначе не одолеем! Вторая фигура после него — Алтынов, главный инженер, тоже парень хваткий. На последнем курсе вуза у него папашу посадили по хозяйственному делу. И довольно шумно, даже фельетон был. Так что комиссия по распределению подстраховалась и выдала парню свободный диплом. А Мусницкий подобрал и приспособил к делу… Что-то получается один сплошной монолог, а?

— Сижу, мотаю на ус.

— Нет, ты меня спроси: а что слышно пикантного?

— Да? — оживляется Пал Палыч. — Считай, спросил.

— Отвечаю: уборщица. В ДЭЗе у Мусницкого. Веник и тряпку в руки не берет, но иногда заходит, потому как председатель месткома.

— «Освобожденная» уборщица?

— Незабываемой красоты женщина. Твоя старинная знакомая.

— С какой стороны?

— С нехорошей, Паша. Когда валютчики находились в нашей компетенции. Уже молодость приходится вспоминать, вот жизнь окаянная!.. Был тогда некий Нарзоев.

— Незабываемая фигура! Два раза на суде выпутывался, на третьем приговорен к высшей мере… Но что уборщица?.. Соня Нарзоева?

— Собственной персоной!

— Ну конечно… Она и в те времена числилась дворником… Бывало, к одиннадцати часам ей подавали «ЗИМ»… А как она нынче поживает?

— Слишком неплохо, Паша. Машина. Казенная квартира…

— Постой, она ведь в том же районе и жила!

— И в той же квартире! Мусницкий в ту пору был техник-смотритель. Он в жилищной системе уже лет тридцать крутится. К Нарзоевым был вхож.

— Выходит, давние друзья?!

Знаменский и Томилин идут вдоль довольно большого жилого дома старой постройки. Огибают его, осматривают с задней стороны.

— Четыре месяца капитальный ремонт, — пожимает плечами Пал Палыч. — Как там сказано в смете?

— Замена паркета в двух третях квартир, — цитирует на память Томилин. — Обновление кровли. Окраска внутренних перегородок. Замена штукатурки. Возведение разборных лесов.

— Не наблюдаю. Пошли внутрь.

В разных подъездах они выборочно звонят в квартиры с одним и тем же вопросом:

— Извините, ремонтники не у вас?

Встреченная ими пожилая женщина жалуется:

— Какой ремонт! Помазали на лестнице да ушли.

— А в квартирах что-нибудь делали?