Следствие ведут знатоки

— Хорошо, пришла. Хоть в ЦК. Спасите, шантажируют, будто у дочки сифилис. А там гинекологического кресла нету. Что тебе скажут? Ах, Анна Кондратьевна, мы вам очень сочувствуем. Но поскольку есть официальный вызов, пусть дочка пройдет анализы. Тогда можно обжаловать в райздрав. А сами думают: только бы поскорей руки вымыть! Мало ли что. Дальше. В райздрав мы успеем раньше тебя. От больших денег нигде не отказываются.

— Аферистка! Подлюга! — вне себя кричит Тушина.

Из приемной заглядывают «мальчики»:

— Мама, не помочь?

— Да нет пока. Немножко директорша нервничает.

Парни скрываются.

— Все равно не боюсь! Ничего со мной не сделаешь! — упорствует Тушина.

— Зачем меня бояться? Ты бойся, что Стасик опять на развод подаст. Прошлый раз Кира чуть в Кащенку не угодила, верно?

— Не понимаю… чего вы добиваетесь? — выговаривает Тушина после паузы.

— Да пустяки. Откроем лабораторию по качеству. Оборудование мое, люди мои. В их дела чтобы никто не лез. Второе — сменишь кладовщика, я пришлю кандидатуру. Через неделю надо приступить к работе.

Тушина постигает наконец смысл всей истории. Страх, отвращение, протест легко читаются на ее бесхитростном лице.

— Вот оно что!

Садится к столу, что-то размашисто пишет.

— На, подавись! Взяли?

Хомутова читает написанное заявление:

— «Прошу освободить от занимаемой должности». И чем же это Кире поможет? — изумляется она. — Как тебе ее не жалко? Нет, какая-то ты баба легкомысленная. Ведь еще только с почты повестки понесут — уже вокруг начнется шу-шу-шу. Слыхали, Тушина-то дочка… А у тебя их еще две. На них, думаешь, не приготовлено? Все прахом пойдет. Нет у тебя выхода, пойми!

Кажется, Тушина начинает-таки понимать.

Хомутова забирает деньги, кроме одной упаковки.

— Будь здорова, старуха, не кисни, — и идет к выходу.

В последнем всплеске ярости Тушина швыряет пачку ей вдогонку, метко попадает в спину. Хомутова денег не поднимает, отталкивает назад носком туфли:

— Оставь на мыло, как надумаешь вешаться. Веревки у тебя свои… Ты, дура, цени, что я про внуков не напоминаю, — и без малейших сомнений подытоживает: — Стало быть, через неделю.

Вторая половина дня. В хорошем настроении Ардабьев после работы возвращается домой. В авоське нехитрые покупки.

Что-то вспомнив, приостанавливается и, поколебавшись, идет позвонить в автомат.

В кабинете Знаменского звонит телефон. Знаменский снимает трубку:

— Да, я. Секунду, Владимир Игнатьевич. — Прикрыв микрофон, сообщает сотрудникам, с которыми шло рабочее совещание: — Извините, мой подопечный. — И в трубку: — Что-то вдруг пропали. Не звоните, глаз не кажете… Работы у всех много. А я, грешным делом, решил, что вас смутила встреча в моем кабинете. Угадал?.. Верю, что собирались подробно объяснить. Но хоть в двух словах?

Ардабьев мается в телефонной будке: — Я расскажу, как все было. Пал Палыч… Почему мы друг с другом знакомы в лицо. В двух словах не объяснишь. Тут замешан человек очень несчастный… Хорошо, приду обязательно. До свидания.

Отошел от телефона, вспомнил, что авоська осталась в будке на крючке, вернулся, взял.

Через некоторое время в не очень людном месте около него тормозит машина, открывается задняя дверца.

— Простите, можно вас на минутку? Не скажете, как нам проехать…

Отчего не помочь людям? Ардабьев наклоняется к машине, и тут железные руки хватают его за голову, кто-то подпихивает снаружи.

Он втащен внутрь, «Волга» спокойно отъезжает и скрывается.

…Его вводят в комнату, голую и лишенную примет. Окно забрано металлическими прутьями. Стол, два стула, обтянутая клеенкой медицинская кушетка. В комнате радушный Феликс да провожатый застыл у двери.

— Извините, Владимир Игнатьевич, за такой способ знакомства. Садитесь, пожалуйста. — Несколько секунд приглядывается к собеседнику. — Хотим взять вас на работу. Зарплата… ну, чтоб не торговаться, в двадцать раз больше вашей нынешней. А то холода уже, а вы бегаете в летнем плащике.

Ардабьев догадывается, уже почти знает, чего от него хотят.

— Какая работа? — тяжело спрашивает он.

— Лаборатория с прекрасным импортным оборудованием. Трое помощников. Заведуйте, командуйте. Сырье — верхушки конопли.

Конец мирной жизни, конец счастью. Над Ардабьевым раскалывается и рушится его небо.

— Ну почему я?! — вырывается у него со стоном.

— Отвечу. Вы дипломированный химик. И ваше прошлое… прямо обязывает сделать вам подобное предложение. А раз предложение сделано — сами понимаете, выбора нет, будете работать.

Ардабьев поднимается, медленно свирепеет:

— Не буду.

— Владимир Игнатьевич, должен вас уговорить, заставить, как угодно, потому что время не терпит, а в запасе у нас такого же человека нет.

— Слушайте, вы, я через ад прошел, чтоб с этим кончить! Я все это ненавижу!

— Знаю, бросили. Мы это оценили. Знаю, что, когда сели, ни на кого показаний не дали. Такие качества нам очень подходят. И к тому же не трус — отлично будете работать. Ну, по рукам?

— Нет.

— Вы начинаете меня раздражать. Лаборатория готова, сырья навалом, покупатели ждут!

Он быстро выходит и через минуту возвращается с готовым решением: