Следствие ведут знатоки

— Вот видите, Михеев. Вы упустили хороший случай помолчать. С Серовым отбывали срок вместе?

Михеев не поддался на мелкую «покупку»:

— А кто он такой? Понятия не имею.

— Запишу, хотя не верю. Никишиных давно знаете?

— С детства. Ихнего, естественно. Еще родителей знал. Освободился, чувствую — одиноко как-то. Разыскал, подружились.

— Подружились? — усомнился Пал Палыч.

— Почему нет?

— Что же вас могло связывать? А, Игнат?

Игнат сощурился.

— К вашему сведению, Сергей Филиппович большой знаток живописи. Он мне давал немало советов.

— Какого рода?

— В профессиональных тонкостях вы вряд ли разбираетесь. — Намек на прежнюю иронию пробился в тоне. Ах ты, дурень, какой дурень!

— Зато в советах Михеева я разбираюсь гораздо лучше вашего. Чем вам предстоит заниматься после училища?

— Я… еще не знаю точно.

— Разве распределения не было?

— Я взял свободный диплом.

— Тоже по совету Михеева?

Тот вмешался, опередив Игната:

— Игнат совершеннолетний. И, вообще, какое это имеет значение!

Интересно, на что он надеется? А он, подлец, надеется, даже в глаза рискует смотреть.

Томин принес стопочку бумажек, одна вызвала у Пал Палыча приятнейшее удовлетворение и внешне небрежную реплику:

— Рецепт из той самой поликлиники. Вам не кажется, что это просчет — хранить?

Михеев предпочел «не уловить смысла». Кражу из регистратуры трудно будет доказать, коли сам не покается. Но шут с ней пока. Приближается главное.

— Расскажите, как вы провели вечер, когда в подъезде Никишиных был ранен человек.

— Если вы назовете число…

— Пятница, десятое.

— Пятница… Насколько понимаю, вопрос касается алиби, — подчеркнул он для ребят («элиби» — произнесли кривившиеся губы). — Пятница… дай бог памяти… пятница…

Афоня бросился на выручку.

— Мы были на матче!

— Правильно, Афоня! Играли «Крылышки» с «Локомотивом». А после матча втроем пошли ужинать в «Эльбрус». Салатик с крабами, филе под соусом, пили сухое.

— Сколько вы там пробыли?

— Часа три, не больше. Афоне же в школу вставать.

Вот на что ставка! Пал Палыч обернулся к братьям, Михеев тоже, и взгляд его умолял, заклинал, требовал. Игнат первым сообразил, чего он хочет: подтверждения фальшивого алиби. Потом сообразил и младший и заерзал на диване, словно стало припекать снизу. Оба в открытую маялись. Афоня пролепетал:

— Действительно… мне вставать…

— Хорошо так посидели, — подхватил Михеев. — С футбола всегда аппетит зверский, как будто сам мяч гонял.

Гнев поднял Пал Палыча из-за стола, бросил между ребятами и Михеевым с его горячечным, нестерпимым взором.

— Игнат! Афанасий! Были вы в пятницу в ресторане?

Афоня вытер мокрый лоб.

— Салат вот помню… и филе… — балансировал он на краю обрыва в ложь и ждал поддержки старшего, ждал от него знака — что дальше?

— Я не спрашиваю, что вы ели, я спрашиваю когда? В пятницу, десятого — да или нет, Игнат?

Глядя на него, Пал Палыч вдруг отчетливо понял, что если тот сейчас соврет, то на этом и упрется, хоть режь. С его характером не так стыдно, что соврешь, — стыдно признаться, что соврал!

— Однозначно, Игнат. Да или нет? Но прежде подумайте! Это не просто ответ — это поступок. Это будет решение!

Игнат сдался то ли Знаменскому, то ли сгущавшемуся вокруг ощущению непоправимой беды.

— Я не уверен… кажется, это было в субботу…

— Не успел трижды пропеть петух! — воскликнул Михеев. — Эх, Игнаша!

Тот съежился.

— Оставим Священное Писание. С вас вполне хватит Уголовного кодекса! — сказал Пал Палыч через плечо, празднуя победу. — Знаете, ребята, за что Серов получил нож в спину? Слушайте. Он увидел вас на стадионе в компании вашего друга. Он, вероятно, хорошо представлял себе, что это за человек. Серов махал вам, но вы не догадались подойти. Тогда он пошел вас предостеречь. Последние его слова были: «Надо предупредить парней насчет одного гада».

— Сергей Филиппович… — одними губами прошептал Игнат.

Михеев яростно ощерился:

— Неужели вы не видите: начальнику нужно раскрыть дело, а кишка тонка! Вдруг удача — подвернулся человек с судимостью! Вали на него, все равно замаранный! Где этот ваш Серов, Чернов, знать его не знаю, давайте очную ставку!

Пал Пальм пережил пронзительный миг печали и радости, сплавленных воедино. Серов умер — убийца пойман. Переждал, пока сердце нашло привычный ритм, и сказал с холодной душой:

— Вашего главного обвинителя нет в живых, и все-таки мы здесь. Безнадежно, Михеев. Вы уничтожили свою историю болезни, но кровь-то у вас прежняя. Удар ножом был слишком силен, вы порезались, кровь — ваша кровь — затекла под рукоятку и была исследована экспертом. Стоит теперь сделать сравнительный…

— Не верю! — заорал Афоня. — Ну, узнали бы мы, что Сергей Филиппович сидел, ну и подумаешь! Разве за это убивают?!

— Правильно, Афоня, спасибо! — просветлел Михеев.

Пал Палыч сел записать течение допроса. На бумагу ложилась схема диалога, лишенная жестов, интонаций, пауз. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Вот это сердечное «спасибо, Афоня» сюда, конечно, не попадет, как несущественное. Хотя ухо Пал Палыча его зафиксировало и запомнило.